Малави: страна у озера

Ощущение легкого обмана природы не отпускало. Я на море! Разглядывала далекие острова на горизонте, которые тонули в дымке дневного зноя, слушала шум прибоя и шелест пальмовых листьев над головой, смотрела на белеющий вдалеке парус. Легкий бриз листает страницы книги, которую я взяла с собой на пляж. Там было что-то о малавийских ритуальных масках, но до чтения так и не дошло. Озеро Малави, третье по величине в Африке — само притворство, морская иллюзия никак не шла из головы.

 

 

А еще озеро Малави или Ньяса полно секретов и удивляет не только туристов, добравшихся в маленькую страну, зажатую африканскими гигантами — Замбией, Танзанией Мозамбиком, но и ученых. Это самое южное из всех озер Великой рифтовой долины, протяженностью почти 560 км. Его возраст около восьми миллионов лет и за столь долгое время были периоды, когда оно почти полностью высыхало. Но главное, в нем обитает самое большое количество видов рыбы среди пресноводных водоемов мира. И их эволюция происходит с невообразимой скоростью. В водах Малави водятся почти 1000 видов рыб всех цветов и размеров, сотни из них эндемики, а часть даже не идентифицирована учеными.

 

 

Возле островка, который я разглядывала с пляжа, капитан заглушил мотор, лодку подхватили волны и нас сильно закачало. Мужчина ловко пододвинул ведерко с рыбой и спросил, готова ли я покормить голодных. Я кивнула, вглядываясь в прозрачную воду. Кэп взял рыбу, поднял высоко, словно показывая кому-то, присвистнул и бросил ее далеко в воду. Орлан-крикун, которого тут зовут рыболовом, появился мгновенно, ловко схватил когтями добычу и, взмахнув крыльями, улетел. Птицу удалось рассмотреть в мельчайших деталях: черно-каштановые перья, белая шея, острый желтый клюв. Мы поочередно бросали угощение, меняли дислокацию, чтобы досталось всем. 

 

 

Лодка встала на якорь в тихой бухте, и я увидела, как под нами в прозрачной воде над валунами суетились сотни ярких рыб. Я спрыгнула на отмель, распугав стаю голубых «зебр», которые впрочем, тут же вернулись, кружась вокруг моих ног. Цихлиды носились над камнями, выплывали из расщелин, мерцали чешуей на солнце — желтые, черные, синие, оранжевые, полосатые. Я и не заметила, как пришло время возвращаться. 

 

 

Солнце скатывалось за горизонт и из деревеньки, что по соседству с курортом Makokola Retreat, потянулась вереница лодок. Рыбаки уходили в ночь на промысел. В ярко раскрашенных лодках сидели молодые мужчины. Кто-то махал мне веслом, приветствуя. Кто-то дерзко кричал что-то о любви и предлагал замуж, после чего в лодке раздавался дружный хохот. Рыба — основной источник питания всего местного населения. Улов чаще всего сушат на солнце и продают горстями и на вес на местном рынке в Мангочи.

 

Дорога в Мангочи ведет через рощу баобабов. Здесь они приземистые, необъятные, с тонкими голыми ветвями. Выглядят так, будто их придумал театральный декоратор для какой-нибудь фантасмагории. Местные верят в легенду, что Бог однажды, разгневавшись на самолюбование баобаба, вырвал его из земли и воткнул обратно, корнями вверх. Как давно они тут растут и сколько сухих сезонов пережили — одному Всевышнему и известно, возраст этих деревьев вполне может достигать пятисот лет и более. Эти гиганты веками наблюдают, как рыбаки каждый день уходят на озеро. 

 

 

Жизнь в деревне начинается с рассветом. Сонные дети в униформе идут в школу, козы спят на могильных плитах, мужчины, которые с виду тоже явно не прочь вздремнуть, распутывают на пустырях длинные сети, а женщины носят воду в огромных ведрах на голове и собирают сушеную рыбу в большие корзины, чтобы отнести ее на рынок. У дверей маленьких домиков из глиняных кирпичей играют малыши. Заметив меня, замирают, потом улыбаются и кричат «Боооо» — привет!

 

 

На местном рынке царит суета. У всех продавщиц товар одинаков — вяленая или жареная целиком рыбешка, россыпи фасоли и кукурузной муки, из которой варят нсиму — густую плотную кашу, пирамидки томатов и мешки с углем. У дороги продают ремни из разрезанных шин, в маленьких будках принимают оплату за мобильную связь. 

 

 

Мое появление не вызывает никакого ажиотажа. Местные, а большинство из них мусульмане из племени яо, хоть и поглядывают с любопытством, но быстро, словно спохватываясь, возвращаются к своим делам — торгуются, ругаются, сплетничают. Я увязалась за женщинами, что несли на голове тазы с одеждой к озеру. У воды многие уже занимались стиркой, развешивая выстиранное белье на борта лодок. На каждой из них был написан девиз, то ли на удачу хозяину, то ли наставление для читающих: «Бог, он хороший» или «Никогда не доверяй друзьям». 

 

Mvuu c языка чичева — бегемот. В Национальном парке Ливонде я жила в лодже, названном в честь этого африканского обитателя. Домик с большой террасой, на которой в отсутствие постояльцев вольготно чувствуют себя бабуины, с видом на тихую заводь реки Шире был весьма уютным. Если усесться в большое кресло и наблюдать за природой вокруг, она предстанет в лучшем виде — мимо бревном проплывет крокодил, прилетят аисты, где-то совсем близко хрюкнет mvuu.

 

 

Но чтобы увидеть больше, нужно ехать на сафари. Ливонде — тихий парк, в котором, впрочем, при должном везении можно увидеть всех представителей «большой пятерки». А вот шансы понаблюдать за бегемотами, буйволами, стадами антилоп, газелей и слонов, похихикать над семьей бородавочников, очень высоки. Что действительно поражает в Ливонде — ландшафты, столь непохожие ни на один африканский заповедник. Кругом почти непролазный лес с темными стволами деревьев на светлой земле. Перед сезоном дождей буквально все вокруг усыпано ярко-красными листьями.

 

 

До недавнего времени в Ливонде хозяйничали браконьеры, истребившие всех хищников. Но с 2015 года управление парком взяла на себя организация African Parks. Рейнджеры уничтожили более 30 000 тысяч ловушек из проволоки, почти три сотни слонов из большой популяции переместили в заповедник на север страны, а гепардов и львов в 2018 году вернули сюда, где они ранее и жили. Годом позже в Ливонде привезли черных носорогов. Теперь дело осталось за жирафами и гиеновидными собаками. Львов, кстати говоря, мы увидели почти сразу, едва выехали за ворота Mvuu Lodge. Несколько еще юных — все в пятнышках, особей сладко спали под деревьями на опавших листьях. А затем животные стали мелькать как в короткометражке — буйволы недоверчиво смотрели на меня издалека, косился бегемот, выбравшийся на сушу, разбегались от шума двигателя газели. 

 

 

А вот на следующее утро все выглядело на удивление безжизненным. Мы проехали с одного конца парка до другого, но из-за прохладного циклона, пришедшего в Малави, животные как будто исчезли. Мы рассматривали чьи-то следы, упорно вглядывались в бинокль сквозь деревья. Лес был пуст. Я недоумевала, куда делись стада буйволов, которых мы видели накануне? А как удалось так ловко мимикрировать в чаще слонам? Где все? 

 

«Так случается, — объяснял мне за завтраком, накрытом прямо на берегу реки, рейнджер Джозеп, — Ты неделю видишь носорогов или гепардов, а когда хочется показать их туристам, те прячутся. Или вот сегодня, холодно. Мы даже слонов не увидели!».

 

 

К вечеру стало чуть теплее и вся местная фауна вновь вышла на равнину к реке. Слоны наслаждались водопоем. В роли камео выступали бородавочники, бегемоты, зеленые мартышки, антилопы. Орланы высматривали добычу, сидя на дереве. Стервятники кружили над тушей антилопы ньяла, пойманной львами ранее. Под кронами деревьев играли молодые, и кажется, все еще сытые львы. По крайней мере, на  пасущихся неподалеку антилоп они даже не смотрели. 

 

«Жаль, нам не удалось увидеть носорога, я немного обескуражен», — посетовал Джозеп и завел мотор лодки, которая должна была доставить нас на другой берег реки Шире, где носорогов встретить и вовсе невозможно. «Kaya Mawa», — подытожил он. «Да, может быть завтра», — подумала я. 

 

От Национального парка Ливонде до региона Тиоло, что на юге Малави, часа три езды. Дорога ведет мимо деревень с домами из глинобитных кирпичей, построенных на пересохшей красной земле. Приходится тормозить, пропуская стада коз и велосипеды, на которых местные перевозят  огромные охапки веток. 

 

 

На высокогорье пейзажи меняются, по обе стороны от дороги появляются зеленые покрывала чайных плантаций, вдали — самая высокая вершина горного массива Муланже и всего Малави, гора Сапитва высотой 3002 метра. В этой части страны заметно прохладнее, поэтому местный климат идеален для чайных кустов. Первые плантации здесь высадили еще в конце XIX века, а сегодня Малави — один из крупнейших экспортеров чая в Африке. Родоначальниками бизнеса выступили, естественно, прибывшие из Великобритании экспаты. Предприятие шотландца Маклина Кея, основанное в 1923 году Satemwa Tea & Coffee Estate, — одно из самых известных, управляется уже четвертым поколением потомков основателя. Двери мануфактуры открыты, сюда можно заглянуть на чайные дегустации, где предлагают попробовать более 20 сортов — от белого до черного чая. Открыт для публики и бывший дом плантатора Huntingdon House с видами на горный массив и долину Нижнего Шира. Почти столетнее поместье, увитое плющом, с ухоженным садом и площадкой для крикета выглядит точь-в-точь как в романе Шарлотты Бронте. Это образчик утонченной эпохи, семейных портретов, серебряных сервизов и фарфоровых чашек, длинных свечей в старинных подсвечниках. Раскинувшиеся вокруг великолепные ландшафты высокогорья весьма располагают к прогулкам. После завтрака ничего лучшего и не придумать, чем отправиться бродить по тропинкам мимо цветущей джакаранды, среди чайных кустов, поболтать со сборщиками чая, которые ни на секунду не прекращают привычными движениями обрывать листья, даже если смеются над твоими шутками. Но есть в Тиоло и более эпичный хайкинг. 

 

 

«Я поднимался на Муланже лет с пяти, уже и не помню точно. А подсчитать сколько раз я там оказывался вообще невозможно», — смеется Джума, мой проводник, с которым мы неспешно шли к водопаду Дзиве-Ланкаламба, что находится у подножия горного массива. Я не могла отделаться от мысли, что видела похожие пейзажи в Японии. Те же причудливые кроны деревьев, красные и желтые листья, четкая линия гор на горизонте. До водопада идти минут тридцать, и все это время Джума рассказывал о нелегкой работе продавцов дров, которые тащат из леса огромные охапки веток. О зловещих легендах, о духе старика, который исчезает всякий раз, когда кто-то идет купаться. О еде, которую можно найти внезапно на обочине дороги, если ты голоден, и о животном с двумя хвостами. Но ни стариков, ни мифических зверей мы не встретили. У водопада на камнях отдыхали лишь школьники, пришедшие сюда с экскурсией. На обратном пути я остановилась у маленького рынка. Мужчины занимались резьбой по дереву и тут же продавали самодельную кухонную утварь, шкатулки и фигурки. Я присмотрела маленький столик. «Мэм, — скромно сказал мастер, откладывая инструмент, — вам нравится? Я сделал его из одного куска дерева, смотрите, он удобно складывается». Я потрогала отполированную деревянную поверхность: столик и впрямь был отличный. «Может быть, завтра», — пробормотала я неуверенно, вспоминая свои дальнейшие перелеты по Африке, — «Kaya Mawa». Зря, именного его-то мне теперь и не хватает, чтобы поставить чашку малавийского чая, глядя на то, как за окном идет снег. 

 

Фотографии Ольги Растегаевой.