Шантарский бум

С Охотского моря дует холодный северо-восточный ветер. Водная гладь будто морщится от щекотки, и по ней в разные стороны разбегаются волны. Сбоку волна похожа на голову кита, а ее всплески — на выдох животного. Если кит плывет не слишком глубоко, то от его движения образуются круги на воде, которые легко спутать с кругами от подводных течений.

 

 

Вместе с группой биологов я плыву на крошечной моторной лодке. Мы уже второй час курсируем вдоль берега, пытаясь собирать сачком линялую китовью кожу для генетического анализа и, конечно же, фотографируя китов — вернее, их хвосты, время от времени показывающиеся на поверхности. Ширина каждого хвоста больше, чем длина моторки. Махнет раздраженно хвостом, и нет лодки.

 

 

Ученые долго не могли понять, как линяют киты. На самом деле все оказалось проще, чем можно было представить: морские исполины трутся о скалы, счищая поврежденную паразитами кожу. Когда-то в Охотском море гренландским китам, живущим до 200 лет, было тесно. Сегодня от охотоморской популяции осталось не более 300 особей, и ученые боятся, что ей никогда не удастся восстановиться.

 

«Популяция на грани исчезновения, и она очень плохо изучена, — говорит биолог Ольга Шпак, научный сотрудник Института проблем экологии и эволюции РАН. — Нужно хотя бы попытаться разработать меры для ее сохранения». Ольга изучает китообразных всю сознательную жизнь, более четверти века, и постоянно сражается с угрозами, ставящими под вопрос существование китов. Животным мешает шум рыболовецких и транспортных судов, они путаются в сетях и якорных цепях, прибрежные воды загрязняются выбросами предприятий. Но многие чиновники и коммерсанты даже не понимают: зачем нужны какие-то киты? Иногда в высоких кабинетах проскакивает равнодушное: «Да этих китов тут полно! А даже если исчезнут, что с того? Может, пришло их время. Естественный эволюционный процесс. Сильнейшие выживают, слабейшие уходят».

 

 

Гренландские киты живут только в Арктике, а эти — на широте Москвы. Они не выходят за пределы Охотского моря, изолированы от других «гренландцев». Популяция без преувеличения уникальна, и она, к сожалению, сокращается. Детеныш рождается у китов раз в пять лет, и многие не доживают до взрослого возраста, становясь добычей косаток, которые тоже плохо изучены и включены в Красную книгу.

 

Главная задача биологов — сфотографировать всех китов и косаток, создать что-то вроде паспорта для каждого, занести в каталог и, наконец, выяснить, сколько же редких млекопитающих сохранилось в Охотском море на самом деле.

 

 

*  *  *

Большая часть стада охотоморских «гренландцев» летом ходит в районе Шантарских островов, объявленных в 2013 году национальным парком. До этого момента экосистему архипелага защищала лишь его удаленность от цивилизации. Впрочем, так ли уж защищала? В XIX веке здесь резвились американские и европейские китобои, истребляя китов тысячами. «Гренландцев» называли right whale — «правильный кит», потому что тела убитых животных не тонули в воде. Можно было убить несколько штук по очереди, а потом возвращаться и собирать трофеи. В советское время вокруг островов продолжался китобойный промысел. Судовые записи и дневники китобоев — до сих пор важный источник знаний о гренландских китах. Также в этих местах добывали мясо и жир тюленей. На острове Большой Шантар сохранились остатки фабрики по переработке ластоногих на корм для пушного зверя. Посреди леса стоят механизмы в стимпанковском стиле, лежат куски рельсов, металлические колеса, кирпичи с надписями на английском языке. Оборудование использовалось американское. Рядом был советский поселок, от которого сегодня осталась действующая метеостанция. Поселок закрыли в 60-х, а жилые дома разобрали на дрова.

 

 

Метеорологи — единственные жители Шантарских островов. Администрация национального парка находится в Хабаровске и здесь бывает редко. На островах красиво, но холодно, а еще донимают комары. Нет ни связи, ни магазина. В этом году инспекторы даже не патрулировали заповедник: у них сгорел единственный катер. То ли топливный трубопровод прохудился, то ли браконьеры подожгли. Один из инспекторов пропал пару лет назад при странных обстоятельствах. Места глухие, в прямом смысле медвежий угол. Закон — тайга, хозяин — тот, у кого нарезной ствол больше калибром.

 

Именно в этих местах несколько лет назад орудовали ловцы косаток и белух, поставляя живой товар для печально известной «китовой тюрьмы» в Приморье и дальше — по всему миру. Цена одной белухи — больше сотни тысяч долларов, косатки — около 10 миллионов долларов. Ради таких денег люди готовы на многое. Сегодня деревянные вышки для высматривания животных и контейнеры для перевозки брошены на берегу в районе нерестовой реки Горбуши. Это еще материк, сюда подведена дорога. Шантарские острова — в пределах двух часов езды на лодке. Случается, что браконьеры орудуют и там.

 

В середине лета и в начале осени на Шантарский архипелаг, состоящий из 15 островов, приезжают туристы, чтобы полюбоваться дальневосточными красотами. Самые крупные острова — Большой Шантар, Малый и Беличий. Почему Беличий? По форме он, как говорят, напоминает беличий хвост. Еще там есть скальные ворота с ушками, и при некоторой фантазии их можно принять за беличью морду. Белок тут не видно, зато есть медведи, перебирающиеся между островами по льдам. Льды в этих краях лежат до июля.

 

На Большом Шантаре есть мыс Радужный. Это яркие скалы, целиком состоящие из яшмы. Когда-то полудрагоценный камень добывали здесь в огромных масштабах. Сейчас запрещено — национальный парк же! Камни падают в воду, и волны полируют их не хуже опытного ювелира. Самоцветная галька валяется под ногами. Брать ее с собой тоже нельзя. Хотя сложно удержаться, чтобы не поднять пару камушков на память.

 

 

У мыса Радужного в воде стоят три огромных камня — Три Брата. Такие столбы в воде называют кекурами. На одном из них несколько лет назад самка белоплечего орлана соорудила гнездо. На следующее лето она построила еще одно сверху, потом еще. Получилось многоэтажное гнездо, плетеная башня на каменной вершине. Нынешним летом орлан не прилетел, и «небоскреб» пустовал.

 

Один из самых маленьких островов архипелага — Утичий, это скала с птичьим базаром. С одной стороны живут топорки, ипатки и очковые чистики, с другой — только чайки, не пускающие к себе соседей. В 1981 году в эту скалу в тумане врезался самолет полярной разведки. Остатки шасси и двигателя до сих пор лежат на скале.

 

 

«Мы пробовали приставать к берегу, — рассказывает Владимир Бойко, капитан туристического катамарана. — Приезжала группа дайверов, хотели найти в воде обломки самолета. Но здесь очень сильный прибой, острые камни. Сами еле выбрались».

 

Владимир больше 20 лет проработал на метеостанции на Большом Шантаре. Он единственный в России человек, прописанный на Шантарских островах. Когда-то на метеостанции действовала почта. Но сейчас сохранился только почтовый штамп, можно поставить сувенирную печать на бумажку или конверт. Отправить письмо с Шантар уже не получится.

 

 

«Пока я там работал, за это время напарниками у меня побывало больше полусотни человек, — вспоминает Владимир. — Парни из деревень еще держались, а городским было тяжело. Места холодные, общения нет, работы много. Бывало, и медведь голодный приходил. Напишешь в центр: что делать? А они советы глупые дают: убирайте собак, не разбрасывайте остатки пищи, соблюдайте осторожность. Как будто мы этого без них не знаем. Без оружия здесь никак не выжить».

 

 

В бухте Абрек на Малом Шантаре плавают лахтаки, или, как их еще называют, морские зайцы. У них серьезные морды и выдающиеся усы. Этакие бочонки с ластами, ловкие и быстрые в воде. В бухте для них много еды, и здесь можно спрятаться от хищных косаток.

 

Рассказывают, будто лахтаки любят музыку. Если поставить им аудиозапись или спеть вживую, они непременно подплывут поближе. Но какая именно музыка им нравится — загадка. У одних туристов лахтаки реагировали на классику, у других — на русские народные песни. В третьем случае подплывали послушать что-то ритмическое. За несколько туристических сезонов лахтаки переслушали сотни композиций, которые им ставили люди на катамаране, и теперь, наверное, разбираются в музыке не хуже иного профессионального критика.

 

 

Туризм меняет эти глухие места. Строятся базы отдыха, начинают ходить катера и катамараны. Можно долго спорить — к лучшему ли? Многие биологи, с которыми посчастливилось пообщаться во время этой экспедиции, настроены к путешественникам если не враждебно, то с недоверием. Но если не будет любопытных и шумных туристов, которые тратят сотни тысяч рублей, чтобы добраться в эти глухие места, то без присмотра и сопротивления построят здесь вредный угольный порт, снова начнут ловить редких косаток и белух для китайских дельфинариев, разроют берега в поисках ценных металлов, случайно перевернут баржу с топливом или цианидами, забросают цепями, сетями и мусором все бухты, где водятся исчезающие киты. 

 

У туризма, как и у большинства сфер нашей жизни, есть две стороны. С одной — все возрастающий турпоток может негативно сказаться на хрупкой экосистеме региона. С другой — именно путешественники заставили наконец местные власти обратить внимание на проблему исчезновения китов. Может, еще не все потеряно, и будущее морских исполинов окажется более радужным, чем представляют себе скептики? 

 

Фото: Григорий Кубатьян, Олег Гаврилин.