Круг жизни

Смерть — закономерный итог жизни. И отношение к этому неизбежному концу в разных культурах очень сильно различается. На острове Сулавеси живет относительно небольшая, около миллиона, этническая группа тораджей, чьи традиции проводов родственников в последний путь шокируют неподготовленных путешественников. Но можно ли подготовиться к смерти?

В портовый городок с экзотическим названием Макасар мы прилетели из столицы Индонезии — Джакарты. С минаретов раздавался призыв на вечерний намаз, а улицы пестрели разноцветными платками, прикрывавшими женские головы. Предположив по нашей фототехнике, что на Сулавеси мы неспроста, водитель такси поинтересовался целью приезда. «Мы к тораджи, — сказала я. — Слышали о них?» «Конечно, я и есть самый настоящий тораджи», — ответил таксист.

НЕБЕСНЫЕ ЛОДКИ

Горный серпантин среди леса сменялся деревушками, которые, в свою очередь, сменялись серпантином, петляющим через лес. В городок Рантепао, сердце региона Тана-Тораджи, мы добрались спустя семь часов. Макасар и Рантепао разделяет чуть более 300 километров, а на деле — будто на другую планету попал. Вместо безликой архитектуры — традиционные дома с двускатными крышами. Вместо оценивающих взглядов портового города — доброжелательные улыбки. Эти люди совсем не походят на потомков свирепых воинов, какими их описывали первые прибывшие сюда европейцы.

Тораджи, что в переводе означает «горцы»,​ известны нестандартным отношением к смерти. То, что у обычного человека вызывает суеверный холодок, у тораджи приобрело иной смысл. Жизнь среднестатистического горца — это выращивание кукурузы, риса и разведение буйволов. А также семья, дети и многочисленные родственники. Всё как у нас. Только смерть для тораджи — это не конец, а... болезнь. «Болеть» человек может годами — пока не найдется достаточное количество ритуальных буйволов, и пока все родственники не смогут собраться на прощальную церемонию. А до тех пор к «заболевшему» будут относиться как к полноправному члену семьи. Менять одежду, разговаривать с ним, готовить еду. В былые времена для предотвращения естественных биологических процессов тораджи использовали специальные травы. Сегодня в ходу инъекции для бальзамирования.

Независимо от того, в какое время года вы попадете в Рантепао, вы можете оказаться приглашенным на церемонию прощания. Это только звучит грустно, а выглядит как долгожданный праздник. Верится с трудом, пока не увидишь всё своими глазами. «Вам повезло! Как раз завтра большие похороны», — радостно сообщил проводник. Везение по-тораджийски звучало до того странно, что мы невольно рассмеялись.

Церемония Рамбу-Соло началась рано утром. Атмосфера большого торжества. Женщины в традиционных одеждах. Яркие танцы. Вокруг ритуальной площадки амфитеатром расположены крытые помещения для гостей. В особых местах — близкие родственники, ответственные за проведение ритуалов жрецы и почетные жители деревни. Несмотря на то что тораджи протестанты, анимистические верования тут распространены не меньше.

Буйволы и свиньи ждали своей участи в специальных загонах: через пару часов их забьют, и они послужат пищей для гостей. У буйволов особая роль. От количества принесенных в жертву буйволов зависит, как скоро душа «заболевшего» перейдет на новый этап, где будет ожидать реинкарнации. Иными словами, эти животные послужат покойному транспортом в мир духов. И всю жизнь тораджи усердно трудятся как раз для этой цели — обеспечить близким родственникам и себе достойный переход в мир иной. Похоронные церемонии порой превращаются в своего рода соревнования: пытаясь перещеголять похороны соседа, богатые семьи могут забить до 100 буйволов. Накануне на рынке Пасар Болу мы узнали их стоимость. Белый буйвол с желтыми рогами и голубыми глазами стоит в три раза дороже обычного черного.

Когда начались ритуальные жертвоприношения, каждый тораджи захотел занять место получше, в первых рядах. Местных ничуть не смущал вид крови и то, что буйволов стали разделывать прямо здесь. Проводник раздобыл балло — традиционный напиток из ствола пальмы, потребляемый во время церемоний. От него же мы узнали, что в мир иной сегодня провожается почтенная женщина, скончавшаяся около десяти лет назад. А пока семья копила на буйволов, скончался и ее сын. Поэтому две церемонии решили объединить в одну. Когда еще смогут собраться все родственники? «Для нас это в первую очередь традиция, — напомнил проводник. — Обеспечив достойные проводы в мир духов, мы выражаем любовь и благодарность родителям за их заботу о нас при жизни».

Через какое-то время приступили к пиршеству. Рис, мясо, яйца — всё довольно просто. Пока мы обедали, с взаимным интересом рассматривая сидящих рядом приглашенных, на центральную площадь выходили очередные родственники, которым, казалось, нет числа. Кто-то пел, кто-то танцевал, кто-то садился рядом и приступал к трапезе.

Когда мы решили, что о похоронах по-тораджийски теперь знаем всё, началось самое интересное. Тело почившего поместили в специальный саркофаг — по внешнему виду он ничем не отличается от традиционного дома тораджей, который называется «тонгконан», что в переводе означает «место, где сидят». Это символизирует цикличность жизни. Человек умирает там же, где рождается.

После жертвоприношения «заболевший» официально признается мертвым. Теперь он может покинуть дом семьи. Водрузив саркофаг-тонгконан на плечи, тораджи отправились провожать усопшего в последний путь, с радостными криками раскачивая дом-саркофаг из стороны в сторону. Проводник объяснил, что дурачиться, обливать друг друга водой, то бежать, то, едва не падая, резко останавливаться — это тоже часть церемонии. После любой скорби приходит радость, за похоронами последуют роды. Отпуская плохое, тораджи освобождают место для нового, хорошего. Поэтому никаких слез.

КОГДА РИСОВЫЕ ПОЛЯ ОТДЫХАЮТ

Тораджи не предают тела земле, ведь она дает пропитание. Землю нельзя осквернять. Младенцев, к примеру, тораджи хоронят в хлебных деревьях. Считается, что пока не прорезался первый зуб, ребенок безгрешен. Ему не нужна церемония с жертвоприношениями буйволов, так как душа безгрешного попадает сразу в рай. В стволе хлебного дерева вырубается ниша, а спустя некоторое время она зарастает вместе с помещенным внутрь телом младенца.

Для всех остальных существуют целые города мертвых. Саркофаги относят в пещеры, а вместо фотографий ставят у входа в пещеру вырезанные из дерева статуэтки тау-тау. Их одевают в одежду и украшения покойного. В ход идут даже волосы. Размер статуэтки зависит от финансовых возможностей родственников усопшего. На кладбищах тораджей можно встретить целые статуи, вырезанные в полный рост.

Летом на Сулавеси сухой сезон. Поля убраны. Ждут первых дождей и посева. Но даже когда нет работы на полях, тораджи не сидят без дела и снова отправляются заботиться об усопших родственниках, на церемонию манене.

Рано утром на видавшем виды мотобайке мы поехали в деревню, в которой намечалась манене. Конец августа — практически последний шанс увидеть манене в этом году. Спина проводника маячила впереди, утренний туман пробирал до самых костей, а дополнением к разбитому мотобайку стали разбитые дороги.

Мы остановились в одной из деревушек с уже знакомыми крышами-лодками. Люди здесь явно готовились к празднику. Местные наполняли бамбуковые стволы свиным фаршем и поджаривали их на костре. «Это называется папионг, — сообщил проводник, — мясо в листьях растения миана. Очень полезно!»

То ли пищевые привычки, то ли экология места делают тораджей долгожителями. Что не могло не отразиться на их философии жизни и смерти. Дожив до почтенного возраста, человек уходит без сожаления, с чувством завершенности своего цикла. С предвкушением последующей реинкарнации и встречи с родными в новой жизни, не омраченной тяготами прожитых лет и возрастными хворями.

Мое внимание привлекло черное как уголь кушанье. Это оказался соус из зерен келувак, которые смертельно ядовиты из-за содержащейся в них синильной кислоты. Но местные придумали интересный способ обработки, трансформирующий яд в прекрасный источник таких питательных элементов, как железо. Келувак следует отварить, затем зарыть на 40 дней в землю, в золе и банановых листьях. Цианиды таким образом уходят, зерно ферментируется, чернеет и превращается в изысканную пряность. Пантолло паррамасан, или мясо под черным соусом, — любимое блюдо тораджей. Праздничный стол, как выяснилось, готовился в честь встречи с покойными родственниками.

На погребальном холме насчитывалось несколько склепов, рядом стояла крохотная церквушка с христианским крестом — мы уже почти забыли, что тораджи протестанты. Дождавшись, когда выглянет солнце, местные жители открыли двери склепов и стали выносить гробы наружу. А потом началось и вовсе что-то невероятное: из гробов как ни в чем не бывало доставали чьих-то бабушек, дедушек, переодевали их в новые одежды, меняли треснувшие очки, укладывали остатки волос, фотографировались с ними, обнимались. Кто-то всплакнул, кто-то сделал селфи.

Я, в свою очередь, пыталась понять, что чувствуют эти люди, видя своих близких в таком состоянии. Что ими движет? Тоска по любимым, чувство долга? Стоит ли тревожить свои раны и вечный сон обитателей склепов? Вопросы крутились в голове, но я не могла их задать. Не тот момент.

Приведенные в порядок останки отправились обратно в склеп. Манене завершилась, и мы вернулись в Рантепао, все еще пытаясь осмыслить увиденное. На все вопросы наш проводник снова повторил, как мантру, про заботу о тех, кто когда-то заботился о них при жизни. Для него всё было проще простого. Что тут неясного?

ПУТЬ ПРЕДКОВ

Спалось ночью так себе, мерещилось всякое. Возможно, потому, что мы на земле тораджей чужие, инородное тело. Мыслим и чувствуем иначе. А с другой стороны, не отпускало потрясение глубиной привязанности и любви к близким, присущих этим людям. И как только это им удается? Ведь каждый раз, доставая родственника из склепа, тораджи прощаются с ним снова. Но когда первый шок проходит, ловишь себя на удивительной мысли. Чем лучше узнаешь обычаи и верования этих людей, тем меньше холодеет все внутри, ведь даже тау-тау здесь можно купить как сувенир.

Традициям тораджей, противоречащим канонам ислама, пытались положить конец мусульманские торговцы, промышлявшие когда-то в этой части света. А еще раньше голландские колонизаторы пробовали искоренить варварские с точки зрения христианства обычаи. Но ничего не вышло ни у тех, ни у других. В результате правительство Индонезии признало анимистическое верование тораджей, назвав его емким «Алук то доло» — «Путь предков».