Баку

Мое первое знакомство с Азербайджаном и его столицей было заочным — похожий на далекую сказку город изображал Буэнос-Айрес в старой киноленте про Ихтиандра и складывался, словно восточная мозаика, из отрывков стихов Самеда Вургуна. Азербайджанский классик, конечно, был патриотом — хоть и родился на другом конце страны, он воздавал должное всей азербайджанской земле: «Для меня распахнулись твои города, весь я твой, навсегда в сыновья тебе дан — Азербайджан, Азербайджан!» И не только ей. «Встреча с Москвой», длинная песнь, немного наивная, о первом свидании юноши с советской столицей военного времени, не могла не подкупить меня своей искренностью. И не могла не заставить пообещать себе — когда-нибудь приехать в Баку, чтобы испытать то же чувство.

Баку и правда распахивается перед тобой, как узорчатая шкатулка с драгоценностями. Таким он кажется в иллюминаторе авиалайнера, заходящего на посадку над азербайджанской столицей.

Когда говорят «ночной Баку», перед мысленным взором встают картины освещенной тысячами огней бухты, современных бакинских небоскребов, танцующих в зареве огней фонтанов. Мой ночной Баку был предвкушением этого пейзажа: дорогу из аэропорта в город окутывал бархат восточной ночи, в котором легко было различить бесконечные ряды строящихся домов. Баку продолжает активно расти, готовит все новые сюрпризы, чтобы поразить воображение туриста — высотой, изощренностью, восточным размахом. Взять хотя бы Кристальный зал, появившийся здесь накануне проведения в Баку «Евровидения», — подобное ему скорее ожидаешь найти где-нибудь в Дубае. Никогда не знаешь, что еще увидишь, приехав в следующий раз, на что будешь открыв рот смотреть, стоя на каспийском ветру.

Короткое имя города — настоящий детектив для этимологов, но самая ходовая версия, которой придерживается большинство местных гидов, связывает его с ветром. Хочется доверять им — тем более что за плечами каждого из них многолетний стаж, пусть ученые-лингвисты и настаивают, что это ошибка, народная этимология. В майском Баку тебя повсюду сопровождает теплый ветерок — у берега он сменяется на более сильный, который зимой кажется совсем не гостеприимным. Разные лики стихии словно подчеркивают разноликость самого города.

Субботним утром все стремятся в Старый город — он манит лабиринтом улиц, зеленью, лавками с сокровищами бакинских мастеров. Сразу ясно: попадешь туда — будешь бродить, зачарованный, до вечера, поэтому для начала неплохо позавтракать. Почему бы не сделать это в саду, который ныне носит имя поэта Алиага Вахида, — но который многие горожане по старой памяти все еще называют «губернаторским»?

Оказавшись в Баку, лучше забыть о европейской привычке завтракать быстро, — здесь ничего не стоит провести за утренним столом два часа подряд. Даже если ты один, даже если блюдо, которое тебе приносят, с виду совершенно простое — как «помидор чыгыртмасы», томаты, поджаренные со взбитым яйцом. Но и в таком скромном блюде есть что-то совершенно завораживающее. Может быть, дело в ингредиентах: все знают, здешние помидоры — это нечто совершенно выдающееся. А может, в самой атмосфере, в особом отношении к еде.

Азербайджанская кухня — это не только ожидаемые мясные блюда, бараньи ребрышки или долма, это еще и множество рыбы. Правда, чтобы ощутить подлинное ее изобилие, лучше садиться за стол не в Баку, а выбраться из города и поехать в поселок Баби-Эйбат. Оттуда когда-то начиналась азербайджанская нефтяная слава, именно там были открыты первые месторождения, — там-то, пройдя вдоль линии берега, прикрыв глаза от нестерпимо ярких солнечных бликов на каспийской воде, можно сесть на любой веранде и выбрать блюдо, так и не открывая глаз, — ошибиться невозможно.

Как и в любой столице, в жизни Баку важное место занимает метро. Людей здесь много — впрочем, все, что может быть неприятного в коротком подземном вояже, забывается, когда выходишь под узорный козырек павильона станции «Старый город». Над головой — то, что ожидаешь увидеть под ногами, памятуя об искусстве ковроткачества. Это такое особое небо — с ковровыми узорами, среди которых нетрудно прочесть «Ичери Шехер» — «Старый город».

Азербайджанский — язык звучный и почти гастрономически вкусный, так и тянет попробовать, начиная с привычных слов. Caz — джаз, с характерным легким призвуком «ч» в начале. Входишь во вкус — и уже само собой слетает с языка camii, то есть «мечеть», и главное слово, Azerbaycan. «Yurdum, yuvam, məskənimsən» — то самое стихотворение Вургуна про Азербайджан со мной терпеливо учит мой гид Фарид, понимая мое старание и стремление отблагодарить бакинцев за их гостеприимство.

Слово caz, кстати, в Баку слышишь действительно часто — и значит оно многое. Каждую осень, вот уже 11 лет, в столице проходит джазовый фестиваль. Джаз — импровизация и одновременно баланс тонкостей, и наверное, поэтому он так органично звучит здесь, где по-настоящему старые здания и традиции только помогают развитию всего нового. Если нет возможности ждать до октября, то по вечерам в ресторанах вполне можно услышать живой саксофон и бархатные голоса, а еще Баку — родина Вагифа Мустафы-заде, известного джазового композитора 1970-х.

Праздник джаза, разумеется, не единственное впечатляющее событие в торжественном календаре страны. В мае здесь, конечно, празднуют День Победы — как в Европе, он отмечается в Азербайджане 8 мая, и в те же дни — ежегодный праздник цветов, когда Старый город превращается в огромный ароматный разноцветный букет. Цветы в эти дни в Баку повсюду — даже на почтовых марках (невозможно не соблазниться и не отправить открытку домой, опустив ее в старинный почтовый ящик).

На улочках центра становится понятно, за что Баку называют «городом вторых этажей». Повсюду деревянные балконы и мансарды, увитые зеленью, покрашенные в разные цвета, увешанные коврами, — именно они отвечают за этот незабываемый облик улиц, сужающихся кверху. Я иду к Девичьей башне (происхождение названия не стоит даже и обсуждать, легенд на эту тему, кажется, около трех сотен) — и останавливаюсь на каждом шагу. Улицы Ичери Шехер являют собой настоящий калейдоскоп самых разных товаров. Приходится убеждать саму себя, чтобы не скупить все и сразу. «Керамика трудна в перевозке», — отговариваю себя от того, чтобы не приобрести что-нибудь в лавочке с потрясающей восточной посудой. А дальше, за углом, сопротивляться бесполезно — пожилой улыбчивый мужчина продает кожаную обувь. В изобилии его товара обнаруживаются искусно сделанные узорчатые туфли, бирюзовые с золотом — словно из старинной восточной сказки. Для каждого, кто приедет в Баку, где-то притаился особенный подарок, который невозможно не увезти с собой. Я протягиваю пожилому торговцу несколько манатов, чтобы забрать туфли, — а на пороге соседней лавочки высокий юноша отчаянно торгуется за серебряный кувшин, увитый плющом тончайшего узорочья.

Через все это великолепие не так просто добраться до Девичьей башни, главной бакинской достопримечательности, — но она того стоит. Необычное сооружение с ребристым выступом, небольшой верхней площадкой и запутанным внутренним устройством занимает не только путешественников, но и исследователей — у них до сих пор нет окончательного объяснения ее истинному назначению. С верхней площадки башни — весь Баку как на ладони. Солнце, клонящееся к закату, окрашивает три небоскреба «Пламенеющих башен» в огненные цвета. Остальные здания, построенные из светлого камня, тоже озаряются розоватым светом. День превращается в ночь очень быстро, как везде в южных краях. Перед тем как, поужинав, отправиться пробовать на вкус бакинскую ночную жизнь — а она справедливо известна далеко за пределами Азербайджана, — есть несколько минут, чтобы решить, что предпочесть завтра: остаться ли в городе — или поехать в заповедный Гобустан бродить между скал, испещренных древними изображениями. Среди них есть даже одна латинская надпись, оставленная легионерами Молниеносного легиона императора Домициана, а в числе тех, кого Гобустан поразил, был Тур Хейердал, долго ломавший голову над наскальными изображениями гобустанских камышовых лодок, каких нет больше нигде в мире.

В Баку история заключена не только в стенах дворцов, крепостей и храмов. Мой провожатый показывает мне — с таким видом, будто демонстрирует семейную реликвию, — улицу Бакиханова (здесь что ни дом — сокровище) и дворец Мухтарова, архитектурный каприз рубежа XIX–XX веков. Местный миллионер и меценат Муртуза Мухтаров загорелся идеей построить его, после того как влюбился в архитектуру Венеции, — и преподнести в подарок своей супруге. Стройка длилась год, в течение которого Мухтаров под разными предлогами не пускал жену в эту часть города, чтобы сделать сюрприз. Дом-дворец, который теперь высится в центре улицы Истиглалият, то есть Независимости, он заказал местному архитектору, успевшему прославиться сооружением под названием «Исмаилийе» — особняка во вкусе французской готики. Дворец на Истиглалият тоже получился несколько готическим — но и венецианские архитектурные намеки вы прочтете в нем без труда. Хотя бы в порталах, будто срисованных с собора Сан-Марко.

«Раньше здесь случались наводнения, так что Баку бывал похож на Венецию», — смеется мой гид. А я возражаю, что скорее он чем-то неуловимо напоминает Стамбул, такой, каким его оставил Ататюрк: город, полный возможностей и идей, восточный, но светский. Об этом думаешь, глядя на Кристальный зал или на здание музея Искусства ковроткачества, выполненное в виде огромного скатанного ковра. Ковры, к слову, один из древнейших бакинских промыслов и предмет гордости. А музей, носящий имя Лятифа Керимова, азербайджанского ткача-искусника, — первый в мире; в его коллекции — не только 10 тысяч ковров, самый старый из которых изготовили тебризские ткачи в XVII веке. Если вы поддались модной тенденции иронично смотреть на эти предметы интерьера, то вам определенно стоит сюда заглянуть — или даже побывать с экскурсией на ковроткаческой фабрике, чтобы понаблюдать за ритмом труда тех, кто их создает.

Восточные промыслы в бакинской ткани переплетаются с западными приметами — будь то ночные клубы, архитектура или бакинское такси. Этим Баку тоже похож на Стамбул: посмотришь в одну сторону — восточная сказка, в другую — вполне европейский мегаполис. «А знаешь, наш город еще называют Парижем Кавказа», — замечает мой спутник. Многое можно изящно подвести под такое сравнение: пошутить над тем, что на сувенирах здесь тиражируют башню, увидеть в одной из улиц Баку сходство с бульваром Рошешуар, а соседний переулок сравнить с улочкой Ша-ки-Пеш. Или найти узнаваемую парижскую ассоциацию в стеклянной пирамиде станции метро «Ичери Шехер». В конце концов, в Баку есть даже свой Пер-Лашез — аллея захоронений великих уроженцев и жителей города. Здесь можно провести несколько часов, читая историю города, записанную в человеческих жизнях, — пока не найдешь памятник Муслиму Магомаеву. Самый, пожалуй, знаменитый азербайджанец, он так задорно пел о Москве — что невозможно не испытывать радость от того, что ты сам оказался в Баку.