Мадрид

Когда ты по-английски пытаешься спросить дорогу у прохожего в темном переулке — с очень слабой надеждой на успех, ведь даже в аптеке в центре, всегда полном туристов, пришлось объясняться жестами. И вдруг получаешь не только подробное описание маршрута, но и искреннее участие: «Ваш свитер точно теплый? А то ведь поздняя осень». Объясняешь, что ты из России, где испанскую зиму сочли бы теплой осенью, — но в ответ все равно слышишь: «Берегите себя!»

Последний поезд метро ушел две минуты назад. Теперь по путям разъезжает туда-сюда, пыхтя и сигналя, небольшой разноцветный служебный состав — так и хочется назвать его детским словечком «паровозик». Настойчивый голос из динамиков велит покинуть станцию. В круговороте мадридских впечатлений куда-то пропало мое портмоне, так что ничего другого не остается, кроме как продолжить путь пешком — и, конечно, несколько раз потеряться по дороге. Заблудиться в Мадриде — значит пережить увлекательное и веселое приключение. А не заблудиться здесь невозможно.

Квартал Саламанка сумеет запутать, даже если оказаться на этих улочках вдесятером. Каждый раз, когда кто-то из нашей шумной компании останавливается, озирается и торжественно объявляет «все, я точно понял, куда нам идти», смех становится все громче. Мы ходим кругами между станциями метро «Веласкес» и «Гойя». Но в конце концов все же находим короткий путь, который приводит на площадь Независимости, где красуется огромная арка, возведенная архитектором Франческо Сабатини для Карла III, — по вечерам она подсвечивается изнутри, а потом погружается в темноту, приглашая вернуться утром.

Первые солнечные лучи проходят через ворота Пуэрта де Алькала, наполняя стеклянные павильоны автобусных остановок и всю эту торжественную площадь. Если и стоит назвать какое-то место в Мадриде «Воротами солнца», то именно это — а не площадь Пуэрта дель Соль, главную и самую узнаваемую из мадридских площадей. Торжественность городского вида нарушает появление рождественского козлика — ростовой куклы с телом из новогоднего «дождика» и деревянной челюстью. Невероятное существо символизирует собой скорое наступление Рождества — мы оказались в Мадриде в первое воскресенье Адвента. Потом нашлись и другие его собратья — с цветами на рогах, в очках, все они хлопали деревянными ртами, выпрашивая мелочь. Почему бы не дать такому несколько сантимов? А оставшуюся мелочь потратить на то, чтобы насладиться вкусом горячего шоколада и чуррос. Чуррос — заварное тесто, которое готовят в специальном агрегате, а потом выдавливают из него через отверстие в виде звездочки прямо в кипящее масло — получаются сладкие колбаски. Наш гид, испанка с волосами цвета провансальской лаванды и далекими русскими корнями, рассказывает, что в детстве дедушка водил ее есть чуррос именно сюда — и сам он ходил сюда мальчиком, и его родители… Именно такие вещи и отличают европейцев от нас, россиян: есть ли хоть у кого-то сейчас возможность вернуться в то место, где в детстве наслаждался пломбиром?

Чуррос — это очень просто, обыкновенная уличная еда, — но и она может быть основой долгой традиции. В Испании умеют относиться ко всему с пиететом, даже к самым простым вещам — например, к эспадрильям, полотняным тапочкам на подошве из конопляных веревок. В столице они прижились со времен гражданской войны, когда из магазинов пропала вся остальная обувь. Теперь эспадрильи продают едва ли не повсюду, а расцветки у них такие, что наводят на мысли скорее о беззаботном отдыхе у моря, чем о военных лишениях, — полоски, разнокалиберный горох, целый гербарий цветов. В магазинчике по дороге на Пласа Майор туристка из Чикаго громко выбирает эспадрильи в качестве сувениров всем своим домашним. «Принесите еще вон те и вон те, третьи справа, седьмой размер — как это будет по-европейски?» И тут же поворачивается к другим покупателям: «Отличный подарок — как минимум это оригинально».

Про Мадрид говорят: роскошный. В отличие от других городов, готовых поразить всякого своим шиком, он не требует особого настроя. Здесь все происходит само собой — как перекинуться парой слов с таксистом. Элена Очоа Фостер, владелица галереи и модельер, утверждает, что столичные таксисты — самые остроумные испанские социологи, неподражаемые и ироничные.

Шик в Мадриде найдет вас сам. В толпе на рынке Сан-Мигель. В длинных тенях на площади перед Королевским дворцом. Наконец, в Матадеро — модной точке на мадридской карте; его и создали для того, чтобы оно было модным — как и любое джентрифицированное промышленное пространство. А также для того, чтобы в Мадриде появилось еще одно место, где глаз мог бы отдохнуть от кондитерского изобилия архитектурного наследия Габсбургов. Сейчас Матадеро — модный культурный центр, синематека, кафе. До 1996 года — скотобойня, построенная за сто лет до этого. В 2000-е комплексу решили дать новую жизнь — в духе модной «обратимой» архитектуры.

Преображать и перестраивать свои здания мадридцы любят. Стадион «Сантьяго-Бернабеу» перестраивали четыре раза, если считать с 1947 года, когда его соорудили на месте старой арены «Чамартин», открывшейся в 1924-м. Так что стадион старше даже испанского национального футбольного чемпионата. Именно на этой, старой арене начал свой путь к славе мадридский «Реал», в первой половине 1930-х дважды завоевав титул чемпиона страны и еще трижды — вице-чемпиона (во второй половине десятилетия чемпионат не проводился из-за гражданской войны, а на «Чамартине» расстреливали республиканцев).

Несмотря на то что живых свидетелей гражданской войны теперь почти не осталось, она не кажется какой-то дальней историей — в Мадриде постоянно натыкаешься на воспоминания о ней. В Центре искусств королевы Софии — фотографии Роберта Капы (самого известного в мире военного фоторепортера), снятые во время этой войны. Как ни странно, они возвращают душевное равновесие. Так же как и рассказ жительницы Мадрида о людях, которые в день террористических налетов на вокзал Аточа (старое его здание, железнодорожный шедевр, теперь не принимает поездов, а вся жизнь сосредоточена в круглом кирпичном павильоне, построенном в 1990-е) вышли на улицы со своими машинами, чтобы стать таксистами-добровольцами. А таксисты, те самые ироничные мадридские таксисты, в свою очередь, работали бесплатно. Если и есть что по-настоящему страшное в Мадриде, это «Герника». Можно годами собираться с духом, чтобы просто посмотреть на нее.

Искусство, живопись — трудно не встретиться с ними, оказавшись в Мадриде. В сердце города два музея, не считая Центра искусств, который местные лаконично называют Рейна София. Обогатившись историей о немецком бароне, дружившем с Роденом, а потом женившемся на «Мисс Испании» (вместе с ней он и открыл музей), покупаю билет. На нем — картина Лентулова, а следующий посетитель получает репродукцию Кандинского меньше ладони. Художники с мировым именем — но все равно встреча в этой разнородной экспозиции кажется внезапной. О, сколько нам открытий чудных — это как раз про Рейну Софию. Здесь можно удивиться тому, что хорошо известный (обычно в масштабных репродукциях) портрет Генриха VII работы Ганса Гольбейна Младшего на самом деле размером едва ли больше айпада. Или вот «Религиозная процессия» Василия Кандинского, написанная тогда, когда он еще работал с человеческими фигурами, — об этом периоде его творческого пути посетители отечественных музеев разве что читали. И напоследок — каким вы помните Гогена? С широким мазком, ярким колоритом, матовыми пятнами — как в Пушкинском музее? Смотрите внимательней — имя Поля Гогена обозначено под монотонными зелеными пейзажами, которые можно легко приписать то ли импрессионисту второго эшелона, то ли Саврасову. Трудно отогнать от себя мысль, что это обманка — вроде того, как на ростовое изображение рыцаря работы Витторе Карпаччо кто-то в XIX веке нанес анаграмму Дюрера, пытаясь удорожить полотно (этот портрет тоже здесь, в Рейне Софии).

В конечном счете прогулка по музею — это те же увлекательные и насыщенные впечатлениями мадридские блуждания. Ну-ка, куда улицы приведут нас на этот раз? Может быть, в Чуэку, район, который считается «нулевым километром мадридской толерантности»?

Здешняя жизнь удивительна своим разнообразием в мелочах. Чего тут только не найдешь — на улицах, в магазинах, в барах. Ярко-желтые кожаные мокасины как будто специально стоят в витрине, чтобы проверить на прочность стереотипы об эксцентричности и китче, которые путеводители приписывают Чуэке. На самом деле объединяющий дух Чуэки пронизывает весь город — во всяком случае, так утверждает мадридский актер и комик Борис Исагирре. На тротуаре — стихийный баттл би-боев с красивыми испанскими лицами, а молодой социальный работник (в каком-нибудь другом месте его, пожалуй, перепутали бы с теми, кому он должен помогать) заполняет свои бумаги на стуле с веранды какого-то бара. А по соседству — tablao, ресторанчик, где главное блюдо — фламенко. Об этом танце столько говорят и пишут — но он не потерял способность удивлять, представая перед зрителями в первозданном виде. Танцор-балайор в самом обычном костюме-тройке (а не в том эффектном виде, в каком фигуры балайоров обычно предстают на витринах сувенирных лавок), крошечная сцена, музыканты с серьезными лицами — и неисчерпаемая энергия.

В Мадриде сложно провести больше, чем два дня. Потому что уже на третий трудно отогнать от себя мысль задержаться здесь на пару лет. Два дня — этого достаточно, чтобы проложить в городе свои собственные маршруты. Чтобы перестать сравнивать здание бывшего Общества почты и телеграфа со сталинской высоткой и начать вместе со всеми называть эту псевдоготическую громаду не иначе как Nuestra Señora de Telecomunicación, буквально «Богоматерь телекоммуникаций». Я иду купить нут — вчера в ресторане мы посмотрели, как готовится похожее на гуляш косидо, и решили, что тоже сможем.