Мархаба в Алжир

«Ты говоришь по-арабски?» — вот уже несколько лет этот вопрос неизменно ставит меня в тупик. Я родился и вырос в Алжире, с детства говорю на трех языках своей родины, в том числе и на том, который европейцы привычно называют арабским. Вот только арабского в нем ничуть не больше, чем берберского, французского или того языка, на каком, вероятно, говорил Христос. Этот язык, в котором, как во французском слоеном пирожном, смешались все две тысячи лет алжирской истории, — лучший способ нарисовать портрет столицы этой страны. 

 

«Алжир» по-русски — это и страна, и ее столица. Однако и во французском, и в алжирском, и в кабильском город и государство носят разные имена. Это не просто языковой факт: столичные жители не упускают случая подчеркнуть свое отличие от обитателей остальных алжирских городов, от Константины на востоке до Тлемсена, расположенного на марокканской границе. Неважно, о чем именно идет речь: о самом правильном рецепте кускуса, климате или способе произносить одни и те же слова.

 

 

***

Город Алжир называют «маленьким Парижем», хотя на самом-то деле он не такой уж и маленький — во всяком случае, людей здесь живет столько же, сколько в самом Париже со всеми его бесчисленными пригородами. Сходство между двумя городами трудно не заметить. Просторные зеленые бульвары, обрамленные элегантным кружевом чугунных решеток на фасадах османовских зданий. Многочисленные вывески маленьких магазинчиков, на которых гораздо чаще встречаются французские слова, чем арабская вязь. Да и французскую речь на улицах города можно услышать куда чаще, чем любую другую: среди столичного населения по-прежнему много тех, кто с трудом читает по-арабски, зато прекрасно говорит по-французски и предпочитает проводить время не в молитве, а за чашкой кофе на террасе одного из сотен здешних кафе, в числе которых немало по-настоящему легендарных, помнящих Альбера Камю. Его здесь, кстати, считают алжирским, а не французским писателем, в крайнем случае «пье-нуар», «черноногим» — это прозвище закрепилось за этническими французами, родившимися и выросшими в Алжире. 

Впрочем, дыхание Востока здесь все же чувствуется. Стройные линии чугунных балконных решеток нарушаются целыми гроздьями спутниковых тарелок — любовь к ним алжирцы хранят со времен «темного десятилетия», когда поймать телесигнал можно было только с мощной антенной. Местный французский — совсем не тот, на каком говорят в Париже, а тот, что называется «веш-веш», певучий, с многочисленными вкраплениями местных словечек, которые часто вовсе ничего не значат, а призваны украшать речь подобно восточному орнаменту. Из открытых окон чаще слышатся не французские хиты, а местный рай, алжирская популярная музыка, нечто среднее между арэнби и рэпом, щедро приправленная местным колоритом. В кафе можно не только выпить чашку кофе, но и получить настоящее гастрономическое удовольствие, одолев бескрайнюю тарелку кускуса или вкусив горячей шорбы, — причем в любое время дня: за все долгие десятилетия колонизации французы так и не приучили алжирцев обедать и ужинать по часам.

Возможно, в этом виновато влияние ислама: каждый год в разгар весны, во время рамадана, пищу дозволяется вкушать только один раз в день, после захода солнца. Рамадан считается месяцем очищения, постом — но едва солнце скрывается за горизонтом, как пост превращается в подлинный праздник чревоугодия. Ужин, который неизменно затягивается до глубокой ночи, начинается с фиников и заканчивается целым парадом сладостей — пахлавы, «рожек газели» и многих других десертов. Гости — а здесь мало какое застолье обходится без гостей, особенно во время рамадана, — уносят с собой то, что не смогли съесть: порцию для родителей, порцию для племянниц, порцию для двоюродной тети, которая приехала погостить из Сетифа и, кажется, пока не собирается назад. Между финиками и десертом на столах появляются не менее многочисленные закуски-мезе, брики — обжаренные во фритюре блины с разнообразными начинками и, конечно же, кускус. Или, правильнее будет сказать, кускусы — не один, а несколько видов.

И это неспроста. Кускус — это не просто блюдо, это национальная особенность. В каждом регионе, в каждой деревне, в каждой семье — свои рецепты и варианты подачи. Кускус — это и излюбленная тема для разговоров, способных порой перерасти в жаркий спор, если за одним столом сойдутся выходцы из разных регионов. Может дойти и до рукоприкладства, если в компании обнаружится тунисец или марокканец, который заявит, что его страна и есть истинная родина этого блюда. Впрочем, жаркий спор обязательно завершится примирением: зачем ругаться, если еда еще не закончилась?

 

***

Алжирцы, особенно в столице, умеют балансировать на тонкой грани между чревоугодием и строгими предписаниями ислама. И хотя далеко не всех из них можно назвать по-настоящему религиозными, традиции здесь принято соблюдать. Во время рамадана здесь готовят особые праздничные блюда, а из меню кафе и ресторанов, за исключением тех, что находятся в столичных отелях, исчезает вино — хотя в обычное время к нему здесь относятся с большим почтением. В Алжире немало собственных вин, в том числе таких, которые способны на равных конкурировать с французскими: алжирские виноделы культивируют исторические французские сорта винограда, в самой Франции уже почти исчезнувшие, что позволяет получать вина с поистине ностальгическим букетом.

Привкус истории ощущается здесь повсюду: в вине, в еде, в воздухе. Кесра, круглые ароматные лепешки из манной крупы, сопровождающие любой обед, — не только будничная пища, но и напоминание о временах Алжирской войны за независимость, ведь именно кесрой, которую можно за несколько минут приготовить на горячем камне, питались скрывавшиеся в горах партизаны. Кускус — напоминание о берберских корнях, о том, что Алжир существовал задолго до того, как в этих краях появились арабы. Впрочем, это не единственное напоминание о тех далеких веках: гуляя по городу, можно наткнуться и на римские руины, и на обнаруженные археологами несколько лет назад в самом центре столицы развалины византийского здания, сплошь покрытые мозаикой, и следы османской мечети Эль-Саида, стертой с лица земли в эпоху французской колонизации. Все это сегодня превращено в археологический сад под открытым небом, расположенный в двух шагах от столичной площади Мучеников. В самом конце прошлого года здесь открылась одноименная станция метро, призванная стать эдаким подземным мини-Лувром, с выставленными в стеклянных витринах археологическими находками. Еще через год попасть сюда на метро можно будет прямиком с трапа самолета: к 2020 году столичные власти обещают протянуть ветку метро непосредственно в аэропорт. Вероятно, обещание будет выполнено: во всяком случае, вагоны для новой линии уже закуплены в Испании.

Испанцы, кстати, нашли бы на этом берегу Средиземного моря немало того, что напомнило бы им собственную родину — чего стоят одни мечети и виллы в мавританском стиле, украшенные изящным, но порой чересчур изобильным орнаментом. За ними отправляйтесь в район, который называется Касба, алжирский Старый город. Надо сказать, неомавританские здания в этом отношении куда как строже: декор на их фасадах уступает место поэзии формы, чистоте линий — как на здании центрального столичного почтамта, построенном в 1910 году.

Но и на этом архитектурная история Алжира не заканчивается: последнюю значимую страницу в облик его столицы вписал не кто иной, как Оскар Нимейер, «последний классик модернизма», умевший строить так, словно вдохновение он черпал не на Земле, а на других планетах. В Алжире он отметился несколько раз, подарив городу штаб-квартиру Министерства иностранных дел и несколько других общественных зданий, но, к сожалению, так и не реализовал свой главный африканский проект — похожую на инопланетную летающую тарелку Большую мечеть Алжира.

 

***

Если попытаться окинуть столицу Алжира с высоты, трудно не уловить сходство с Иерусалимом: на горизонте взгляд упирается в горы, по которым карабкаются наверх бесчисленные городские кварталы, а над ними поднимаются то минареты, то кресты католических храмов. Самый примечательный из них — Нотр-Дам д’Aфрик, один из самых грандиозных христианских храмов, когда-либо построенных на нехристианских землях. Фараонических размеров неовизантийская базилика — оммаж тем временам, когда на этих берегах господствовали могущественные византийцы. Ее своды богато украшены небесно-голубой и бирюзовой мозаикой — стоит выйти из храма, и начинает казаться, что вся эта синева и бирюза выливается наружу, в небо и воды Средиземного моря, волны которого плещутся прямо у подножья Нотр-Дама.

Береговая линия — северная граница города и одно из лучших мест для неспешных прогулок. Набережная, кажущаяся почти бесконечной, то нависает над крутыми, покрытыми редкой зеленью скалами, то проходит прямо над пляжами, то подбирается к роскошным отелям, в которых чаще останавливаются политики, чем туристы, то дает возможность заглянуть в окна крошечных вилл, отделенных набережной от города и стоящих лицом к лицу с морем.

С морем у алжирцев особые отношения. Как и в стародавние времена, оно остается для них скорее средством коммуникации, предвестником дальней дороги, нежели местом для расслабленного отдыха. Несмотря на то, что береговая линия тянется почти на тысячу километров, и на то, что половина Алжира фактически живет на берегу моря, многие жители этой страны не умеют плавать. Радость пляжного отдыха они тоже открыли для себя относительно недавно — в предыдущие века и десятилетия было как-то не до этого, — но большинство предпочитают ехать за этим в соседние Марокко и Тунис. В самом Алжире дело ограничивается Бирюзовым берегом, Кот-Тюркуаз, — эдаким Лазурным побережьем местного значения. Но у каждого непременно найдется знакомый капитан парома, с которым можно отправить посылку или несовершеннолетнего племянника в гости к родственникам в другой прибрежный город или на ту сторону Средиземноморья, во Францию. При этом путешествие в пределах страны многим кажется чуть ли не кругосветкой: к ней нужно долго готовиться, собираться в путь, упаковывая в чемоданы подарки для многочисленных родственников и знакомых, словно собираешься не в расположенный за триста километров город, а в другую страну. 

Впрочем, во многом так и есть. Неспроста название этой страны — Алжир — переводится как «острова». Подобно грандиозному лоскутному одеялу, она соткана из десятков непохожих друг на друга лоскутков, каждый со своими традициями, тайнами и надеждами, со своими словечками и акцентом. Но в любом из них «мархаба» значит «добро пожаловать».