Мистерия масок

Долина Ладакх окружена невообразимо красивыми горными перевалами и овеяна бесчисленными легендами, что живут в стенах здешних монастырей. Хребты Куньлунь и Гималаи отгородили Ладакх от территориальных конфликтов между Пакистаном, Индией и Китаем, сохранив первозданную красоту долины и самобытную культуру ее обитателей.

Официально Ладакх относится к индийскому штату Джамму и Кашмир, но коренные жители называют свою землю иначе — Малый Тибет. Ламаюру — один из старейших монастырей долины, затерянный в высочайшей горной системе Земли. Он был основан в XI веке монахом-отшельником — как обитель древней религии Бон, основополагающей для тибетцев. Чтобы добраться до Ламаюру из Леха, главного и самого крупного населенного пункта долины, площадь которой не превышает 87 тысяч квадратных километров, необходимо преодолеть около 100 километров горного серпантина. В зимние месяцы дороги становятся абсолютно непроходимыми. Другое дело — лето. С приходом тепла немногочисленные горные поселения и монастыри оживают. Наступает время религиозных празднований, и одно из самых ярких — фестиваль Цам, торжественная мистерия масок. Он проводится раз в году, на 17-й и 18-й день пятого лунного месяца по тибетскому календарю.

Непростое соседство

Относительно недавно Ладакх обзавелась крошечным аэропортом. В масштабах долины — крупное событие, в значительной степени упростившее доступ сюда. Ведь до ближайшего к Леху города — Манали — 22 часа пути по высокогорному серпантину. Более того, Лех-Манальское шоссе открыто лишь с мая по ноябрь, и это с учетом теплой весны и хороших погодных условий. В то время, когда большую часть Индии заливают летние муссонные дожди, в этих местах можно замерзнуть. Температура здесь редко поднимается выше 20 °C. Стоит ли говорить о соединяющих соседние долины перевалах, расположенных порой на высоте 5 тысяч метров? Так что долина Ладакх, бывало, оставалась изолированной от мира до 10 месяцев в году. 

Аэропорт Кушок Бакула Римпочи с конца прошлого века стал артерией, обеспечивающей Ладакх ресурсами в зимнее время.

В какую бы точку долины вы ни отправлялись, ваш путь начнется в Лехе. Но будьте готовы к бюрократическим проволочкам. Долина буквально напичкана военными гарнизонами — территориальные конфликты Индии с соседними странами все же дают о себе знать. Зона тщательно охраняется, а передвижения туристов контролируются. К примеру, для поездки в долину Нубра в 150 километрах от Леха, ставшую известной благодаря проходившему через нее Шелковому пути, необходимо официальное разрешение на пересечение внутренней границы. Его нужно оформлять в Лехе. Делать это придется и для поездки к одному из самых высокогорных соленых озер Бангонг-Цо (около 4300 метров над уровнем моря).

Монастырь Ламаюру расположен в стороне от зоны конфликтов, но дорога, ведущая к нему, дальше следует в Пакистан. Так что проверок документов избежать не удастся. Когда формальности пройдены, остается только смотреть по сторонам и гадать, как можно выжить среди столь безжизненных горных вершин и скромно уместившихся между ними каменистых долин? Ни травинки, ни животных, ни капли влаги. Даже сам воздух на такой высоте неживой, с низким содержанием кислорода и необычайно сухой. Хотя людям, чувствительным к горной болезни, это только на пользу. Благодаря низкой влажности высота в Гималаях переносится организмом легче, чем, к примеру, в Андах.

Парадокс в том, что, несмотря на отсутствие какой-либо жизни, здешние ландшафты прекрасны. Сотня километров не самых лучших дорог в мире пролетает незаметно, и апогеем путешествия становится сюрреалистичный вид крутого утеса, «коронованного» россыпью выбеленных гомп, окруженных ступами и лакхангами. Гомпа — это тибетское название укрепленного сооружения, служащего для духовного обучения (попросту — монастыря). Лакханги — храмы, меньшие по размеру, но, как правило, хранящие в себе ценные реликвии и используемые монахами для медитаций. Ступы по своей сути — могильные курганы, появились они еще до зарождения буддизма. Традиция кремировать тела пришла в Индию из глубины веков и была перенята буддистами. В основание ступы обычно помещали то, что оставалось после церемонии сожжения тела, и возводили на этом месте подобие пирамиды. В условиях долины Ладакх, где практически отсутствуют почва и растительность, ни кремация, ни захоронение в земле, как правило, невозможны. Зато камней в горах изобилие. Поэтому ступы из традиционно культовой буддийской архитектуры здесь стали частью быта и жизненной необходимостью.

На фоне насыщенного голубого неба монастырь будто светится изнутри, издалека приковывая взгляд и обещая открыть если не все, то хотя бы частичку своих тайн. В буддизме, как и в других религиях, существует множество ветвей и направлений. Ламаюру принадлежит школе дрикунг-кагью, имеющей собственный набор учений, отличия которых от учений иных школ понятны только самим монахам и ламам. Легенды говорят, что когда-то здесь было горное озеро, но молитвами одного святого оно в одночасье исчезло, обнажив возвышенность, на которой теперь находится Ламаюру. Геологические исследования в этих местах никогда не проводились, уж очень отдален регион от цивилизации, но эта самая возвышенность и местность, окружающая монастырь, состоят из песчаника, а некоторые ландшафты заставляют подумать, что вода когда-то и правда здесь была.

В XI веке сюда пришел йог Наропа, искавший уединения. Он провел в местной пещере 12 лет в постоянных медитациях. Как ему это удалось в условиях гималайской зимы, останется тайной на века, но как бы то ни было, результатом его практик стало основание Ламаюру. В XVI веке произошло еще кое-что удивительное. Правитель королевства Ладакх заболел проказой, трудноизлечимой и по сей день. Будучи наслышанным о чудесах дальнего монастыря, он отправился к его стенам в поисках исцеления. Получив благословение местного ламы, правитель выздоровел. В награду за освобождение от страшного недуга он даровал монашескому поселению свободу от уплаты налогов и объявил окрестности монастыря святой землей, неподвластной земной суете и невзгодам.

В 1834 году долина Ладакх подверглась вторжению армии индийской народности догра, пришедшей с запада, из сегодняшнего региона Джамму. Монахов, не успевших укрыться в горах, безжалостно истребили, а монастырь был почти полностью разрушен. Печальной участи избежала лишь главная гомпа, превратившаяся в конюшни. Расписные двери и ставни сгорели в гарнизонных кострах, послужив средством для обогрева. Туда же отправились и священные свитки с мантрами. Всё, что представляло материальную ценность, было украдено и безвозвратно утрачено. Избежало расправы всего шестеро монахов, но через два года монастырь был восстановлен. Сегодняшние богатства и реликвии Ламаюру можно увидеть во время проведения фестиваля Цам, который превратил некогда затерянную в горных хребтах гомпу в центр буддистского паломничества. 

Танец богов

Накануне фестиваля Цам двор монастыря полупуст. Монахи отрабатывают танцевальные движения. Пожилые ламы проводят последние часы в медитациях и молитвах. Монахи помоложе устанавливают украшения, вывешивают хранящиеся в полумраке монастыря священные танки — тибетские «иконы», изображающие божества и позы для медитации. В молитвенном зале горят благовония и читаются мантры. Юные послушники, которым еще долгие годы предстоит посвятить учению, разносят традиционный чай с добавлением масла.

Следующий день начинается с первыми лучами солнца. Идиллию предрассветной тишины нарушает звук тибетского дунчена, духового инструмента монахов. Начинают стекаться паломники: для жителей, разбросанных на безжизненных гималайских просторах, фестиваль Цам не только религиозное событие, но и повод увидеться с родственниками. Загорелые лица людей в традиционных одеждах светятся в предвкушении. Неутомимо вращаются молитвенные барабаны. Некоторые люди полностью сконцентрированы на предстоящем священном действе — их отрешенный стеклянный взгляд и неистово вращаемый ручной барабанчик с мантрами говорят о глубокой духовной сосредоточенности. Другие с любопытством озираются, цепляясь взглядом за немногочисленных иностранцев или же высматривая в толпе знакомые лица.

С восходом солнца ламы усаживаются в почетном ряду. Там они будут находиться целый день, пока светило не скроется за горизонтом. Одни проведут это время в молитвах и созерцании замысловатых движений танцоров в красочных масках, изображающих буддийские божества. Другим отведена особая честь — музыкальное сопровождение спектакля. Между монахами шныряют мальчуганы в красном монашеском одеянии с термосами неизменного горячего масляного чая. Начинается игра на цимбалах и барабанах, которая вкупе с резким звуком дунченов создает полную какофонию. Монахи выходят во двор и приступают к непонятному непосвященным действу. Заключается оно в совершенно, казалось бы, асинхронных и неожиданных подпрыгиваниях, приседаниях, размахиваниях саблей, но в каждом жесте сокрыт свой ритуальный смысл. Лица монахов спрятаны за устрашающими масками тибетских духов. Духи делятся на добрых и не очень, но всех их объединяет общая цель, все они — дхармапала, защитники дхармы, призванные охранять буддийское учение и каждого буддиста в отдельности. В тибетской мифологии дхармапалы — и безжалостные палачи, и ангелы-хранители в одном лице. Фрески с их танцующими силуэтами покрывают стены монастырей. Полумрак молельных комнат порой пугает жутковатыми изображениями свирепых оскалов и безумных взглядов. Столь суровым физическим воплощением духи обязаны поверью, что долгое время они были демонами — до момента, когда магической силой святых обратились в ангелов. Как тут не вспомнить, что в основе буддийской философии лежит догма о том, что внутренний мир во сто крат важнее внешнего.

Так и танцуют дхармапалы на протяжении веков — ужасные снаружи, но светлые внутри, вызывая религиозный трепет верующих.

Маски, используемые в ритуальных танцах, священны и передаются из поколения в поколение. К ним не подпускают любопытствующих, так как над масками трудились самые уважаемые монахи. Черепа на масках — знаки отличия. Три черепа означают, что у божества ранг невелик. Пять — божество обладает мощной магической силой.

Монотонный ритм барабанов, мелькание ярких разноцветных одеяний танцующих, начинающее припекать летнее гималайское солнце — все это гипнотизирует и вводит в легкий транс даже несведущего в буддийской мифологии человека. И это неудивительно, ведь мистерия Цам берет начало из древних шаманских практик. За время выступления монахи не издают ни звука. Закончив танец, они удаляются в холодный сумрак обители Ламаюру, оставив зрителей гадать над тайным смыслом увиденного спектакля.

Огненный закат

Второй день мистерии Цам отличается от предыдущего ритуальным сожжением. Накануне фестиваля в монастыре и молитвенных залах можно было увидеть интересные фигурки разных существ. Они олицетворяют земные привязанности и желания. В ритуальном костре, разжигаемом с заходом солнца второго дня праздника, исчезают символические воплощения слабостей и страстей, одолевающих человека. И вполне может быть, что среди этих фигурок есть и любознательность — ведь это тоже одна из страстей, терзающих всю жизнь заядлого путешественника. Но главная персона на закрытии мистерии — чучело, символизирующее внутренних демонов, живущих в каждом из нас. Оно сделано из цампы — муки из легко обжаренных зерен ячменя, и его не сжигают, а разрубают на много частей во время танца, после чего куски бросают в толпу зрителей. Эти куски нужно обязательно съесть, так как чучело, прошедшее через очистительную церемонию танца Цам и «убийство», становится священным.

Для тех, кто приехал увидеть впечатляющий обычай, выживший в хитросплетениях событий, как действительно исторических, так и порожденных фантазией в долгие тоскливые зимние вечера, фестиваль Цам в Ламаюру — всего лишь красочное шоу. Временами слишком затянутое и наивное, временами не в меру шумное и непонятное. Но оно, как и философия тибетской религии, постигается не в одночасье. Чтобы его понять, необходимо этим жить.