Воплощение сансары

Монастырь Трангу Таши Янгцзе более известен как Намо-Будда — по названию ступы, популярного места паломничества, одной из главных святынь непальской долины Катманду. В ней, по преданию, хранятся останки одного из предыдущих воплощений Будды — принца, который пожертвовал свое тело умирающей от голода тигрице. Монастырь очень молод, главный храм Будды Амитабхи открыт всего девять лет назад. Вместе с юными послушниками я провел в монастыре несколько дней, похожих один на другой, с одинаковым строгим распорядком.

05.00

Солнце вовсю светит в широкие открытые окна. На полке большого шкафа, единственного предмета мебели в комнате, раздается звучное пиликанье: электронные часы возвещают монахам, что пора вставать. Десяток мальчишек разом подскакивают и, зевая и потягиваясь, сворачивают свои тонкие матрасы и одеяла. Я тоже присоединяюсь к маленьким монахам.

Мой сосед, 16-летний Дорджи, спешит убрать постельные принадлежности в личный ящик-ячейку. Кроме них там еще помещается два комплекта монашеских одеяний — безрукавки и робы шафранового и бордового цветов. Вот и все имущество. Есть еще мобильный телефон, но пользоваться им разрешено только по выходным. Дорджи регулярно созванивается с родными, оставшимися в отдаленной деревне в районе Горкха. Несмотря на то что большинство жителей Горкхи исповедуют индуизм, семья мальчика — буддисты в третьем поколении. 

Буддийские монастыри не имеют ограничений по возрасту — даже глубокий старец может перешагнуть их порог и надеть знаковую бордовую робу. Детей же обычно забирают начиная с 5–6 лет, но оптимальным считается возраст 10–12 лет, когда мальчики уже более серьезно относятся к святым писаниям. 

В своей большой семье Дорджи не первый монах: старший и младший братья тоже избрали эту нелегкую стезю — один несет службу в Катманду, а другой — в Индии, в Дармсале, рядом с самой главной фигурой тибетского буддизма, Далай-ламой XIV. «Моя деревня слишком далеко, чтобы я мог поехать туда на выходные, — говорит Дорджи. — Прошло четыре года с начала обучения, прежде чем я смог получить достаточно длинный отпуск и отправиться повидать родителей, братьев и сестер. Сейчас я стараюсь навещать их хотя бы раз в год».

Утренние процедуры тем временем продолжаются. Учителя каждый день вбивают в ребят прописную истину, что чистота — залог здоровья. Теперь для них даже малозаметное пятно на одежде — повод для совсем не буддийского беспокойства. 

05.30

Полчаса на все сборы, и нам пора выходить на утреннюю пуджу — молитву, наиглавнейший ритуал поклонения. Все 200 монахов, живущих в Трангу Таши Янгцзе, взбираются наверх по крутым лестницам и стекаются в самый большой зал храма. Дорджи сегодня не принимает участия в пудже: он назначен помощником по хозяйству. Полтора часа, пока две сотни голосов поют мантры, Дорджи разносит тибетский чай остальным монахам. Чай может показаться весьма странным — щепотка соли и прогорклого масла, что расползается тонкой пленкой по его поверхности, могут оттолкнуть неподготовленного человека, потому воспринимать этот напиток стоит скорее как питательный бульон.

07.00

Если смотреть с верхнего этажа здания кухонь, идущие на завтрак монахи напоминают маленьких красных муравьев, спешащих вернуться в центр муравейника. Идут гуськом, торопливо ступая по протоптанным дорожкам. Дорджи здесь же, в стройных рядах друзей. Несмотря на то что завтрак — главный прием пищи за день, в буддийском монастыре эта трапеза довольно скудна. Приходится довольствоваться паровой булочкой да острой похлебкой из фасоли. Большой зал общей столовой на четверть часа погружается в молчание. 

07.30

«Школа — вон там!» — Дорджи показывает пальцем куда-то вниз. Там виднеется небольшое здание с выбеленными стенами. Мы спускаемся по крутым лестницам, проходя мимо жилищ монахов, складов и маленького магазинчика. Туристы могут здесь купить сладости и поесть чего-нибудь более привычного — постная вегетарианская еда в монастыре не всем приходится по вкусу. Школа — одна из самых ранних построек монастыря. На ее крыше дети перед началом занятий гоняют мяч, весело хохоча и подтрунивая друг над другом. Едва мы спускаемся, появляется наставник, с сердитым видом звонящий в школьный колокол: пора на уроки. 

08.00

Дорджи вбегает в класс, я следую за ним. Рассаживаемся на полу за низкими партами, открываем учебники и тетради. Учитель, Тсеринг Палден — парень, одетый в обычную европейскую одежду, резко выделяющуюся из общей бордово-шафрановой гаммы. Тсеринг — волонтер, уже целый год он обучает монастырских детей тибетской грамоте. Он вырос в соседней деревне и вместе с еще парой коллег-волонтеров живет здесь же, при монастыре. Далее место Тсеринга занимает такой же молодой и веселый непалец Кришна Кумар, он преподает математику. 

12.00

Священная пуджа и не менее священные приемы пищи — точно по расписанию. Дети бросают вещи и бегут на обед вприпрыжку. Для них это возможность не только подкрепиться, но и размяться — в небольших перерывах между уроками неугомонным мальчишкам некуда выплеснуть энергию. 

Мы с Дорджи терпеливо ждем, пока раздадут начищенные металлические тарелки и вилки. Несколько ребят лет десяти начинают в нетерпении стучать посудой по столу, но на них с укором смотрит монах постарше. Мальчишки перестают баловаться, но разражаются смехом, настолько заразительным, что даже сделавший им замечание монах начинает улыбаться. Что тут поделать — веселье и радость жизни, похоже, заложили в этих людей, едва они приняли решение посвятить свою жизнь служению Будде. 

Основа непальской кухни — рис. Сегодня монахов потчуют вариацией дал-бата — традиционного блюда Непала из вареного риса, подаваемого с бобовым супом и тушеными овощами. 

13.00

Мы снова возвращаемся в школу. На этот раз у Дорджи информатика, ее ведет Пасанг Каджи, выпускник Трибхуванского университета в Катманду, еще один волонтер. Да, в монастыре есть компьютерный класс, где монахи учатся набирать на клавиатуре тексты, изучают базовые офисные программы и, конечно же, активно осваивают интернет. На всей территории монастыря работает Wi-Fi, пусть и медленный — монахи не стоят на месте и вовсю пользуются благами века информационных технологий. Правда, не признают никаких развлечений — все исключительно ради новых знаний. 

«Складывается впечатление, что здесь вы только и делаете, что учитесь чему-то, — делюсь я с Дорджи наблюдениями. — И монастырь мне больше напоминает современный закрытый колледж, чем религиозное учреждение».

«Это отчасти верно, — соглашается со мной парень, набирая какие-то поисковые запросы на клавиатуре. — Мы действительно серьезно занимаемся образованием: изучаем науки, языки, историю — гораздо глубже, чем простые дети в обычных непальских школах. Но все равно большая часть нашей жизни и обучения вертится вокруг священных книг, жизнеописаний Будды, учений великих ринпоче. Когда я закончу школу, у меня будет два пути: остаться служить в монастыре или просить, чтобы меня зачислили в шедру (высшее учебное заведение, колледж для тибетских монахов). Одна из шедр нашей школы тибетского буддизма Кагью находится здесь же, при монастыре, а вторая — в Индии, в Варанаси. Отучившись в шедре, я могу продвинуть свой уровень духовного совершенства настолько, что получу шанс когда-нибудь стать ламой». 

15.00

Занятия наконец-то завершились, но для отдыха еще слишком рано. «Поторопись, через полчаса начнется Махакала-пуджа, нельзя опаздывать!» — бросает мне юный монах и начинает проворно взбираться по лестницам. В одиночку Дорджи поднялся бы до храма за четверть часа, но со мной ему приходится возиться в два раза дольше. Входим в храм в последний момент и быстро садимся за скамью к остальным монахам. Махакала-пуджа совершается каждый день и для малоподготовленного зрителя внешне почти не отличается от любой другой. Посвящается она, как следует из названия, Махакале — грозному на вид демоническому дхармапале, защитнику учения Будды. В течение часа Дорджи и остальные читают нараспев мантры, трубят в дунгчены (металлические длинные трубы), дунгкары (рога из морских раковин) и ганлины (короткие рожки, которые раньше вырезались из человеческих берцовых костей), оглушительно бьют в тибетские цимбалы и выпивают литры прогорклого маслянистого чая. Несколько европейских туристов боязливо жмутся по краям зала, боясь нарушить священнодействие каким-нибудь неверным движением. Но и они успокаиваются, когда мальчик-служка подносит им угощение — чай и сладкую рисовую кашу с изюмом. 

17.00

Школа на сегодня закончилась, но это не значит, что маленьким монахам больше нечему учиться. Часть уходит на уроки танки — тибетской религиозной живописи, а мы с Дорджи идем на занятия для гидов. Их ведет Габриель — австралиец, который приехал сюда вместе с женой и маленьким сыном и живет в монастыре уже четыре месяца. «Когда я оказался здесь первый раз и попросил монахов показать мне монастырь, то поставил их в тупик, — рассказывает Габриель. — Мало того, что у этих ребят очень мало практики в общении с иностранцами, так они просто не представляли, с чего же им начать экскурсию. Я решил взять дело в свои руки и предложил им помощь. Вместе мы не только разработали маршруты, по которым теперь водят туристов, мы создали специальный кружок для гидов, чтобы монахи совершенствовали навыки в ораторском искусстве и английском языке. И пытались бы преодолевать барьеры, что возникают при общении с представителями других культур». 

18.00

Впервые за день у Дорджи есть немного свободного времени. Но он не станет проводить драгоценные минуты в праздности. Мальчик идет в библиотеку, где будет читать книги, совсем не обязательные для учебной программы, но оттого не менее интересные. В школьной библиотеке чего только нет: комиксы по буддийской и индуистской мифологии для малышей, современные западные романы, книги модных непальских и индийских писателей. Есть даже романы о Гарри Поттере — их-то сейчас Дорджи и читает.

19.00

Пропустишь ужин — останешься голодным до утра. Поэтому Дорджи приходится отложить книгу, так и не дойдя до развязки, и снова пуститься в путь в сердце монастыря. За ужином замечаю рядом и энтузиаста Габриеля в обнимку с женой и сыном, и троицу учителей-волонтеров, и сердитого школьного настоятеля. Они что-то увлеченно рассказывают друг другу и периодически смеются. Дорджи машет рукой — обычная, мол, история: за ужином все расслабляются, и настоятели смотрят сквозь пальцы на разговоры и шумное веселье за столами.

20.00

Как и у любого учащегося в любой стране мира, у Дорджи есть домашние задания. Не сделать что-то — значит упасть лицом в грязь перед одноклассниками, а такого не стерпит ни один буддийский монах. Вот и приходится ребятам, высунув кончик языка от усердия и поскрипывая карандашом, полтора часа решать сложные математические задачки, старательно выводить буквы тибетского алфавита, заучивать исторические факты и повторять законы физики. Чем быстрее закончат — тем быстрее освободятся и получат возможность поговорить друг с другом или сыграть во что-нибудь перед сном. 

22.00

Не сговариваясь, монахи выстраиваются перед ванной комнатой с зубными щетками и мылом. Дорджи в числе первых. У монахов жесткий распорядок — всего два выходных дня на 15 будних. Зато уж в эти пару дней они вдоволь порезвятся — будут играть в теннис и футбол, читать что вздумается и сколько вздумается, смотреть кино, а кто-то и вовсе отпросится у наставников и поедет в короткое, но интересное путешествие по святым местам долины Катманду.

«Я знаю о современной жизни общества только понаслышке: я был еще слишком мал, чтобы понимать это, когда ушел в монастырь. Я впитываю знания о мире из рассказов других людей, из книг, из фильмов, из уроков наших учителей, — говорит мне Дорджи, укладываясь спать. — Но этого хватает, чтобы понимать самое главное: мне нравится моя жизнь и другой я не хочу. Это мой осознанный выбор, и я нисколько не жалею о нем». 

Дорджи устраивается поудобнее. Наши соседи уже спят. Я же еще какое-то время не могу уснуть, думая о днях, что провел здесь, и о тех, что еще предстоит провести. И все гляжу в окно — на яркую полную луну, круглую, будто Бхавачакра — воплощение сансары, что бесконечно совершает оборот за оборотом. Напоминая о круговороте жизни, смерти и кармических перерождений.