Палермо

Сицилийская столица огромна. Да еще к тому же она все время бурлит и меняется — трудно познаваемая, яркая, пугающая и притягательная одновременно. Палермо нельзя охватить одним взглядом — даже забравшись на гору Монте-Пеллегрино. И уж точно нельзя сказать, что вы узнали этот город, если побывали здесь лишь однажды, пусть и провели на его площадях и улицах несколько недель кряду. Чтобы познакомиться с ним хорошенько, непременно нужно вернуться. Дабы перестать на каждом шагу сверяться с путеводителем и бесконечно проверять на прочность стереотипы об этом городе.

Они ему к лицу — так же как слухи и домыслы нередко добавляют очарования романтическим хулиганам. Романтики, кстати, Палермо не занимать. Оставьте Венецию и Верону любителям больших и маленьких трагедий — Палермо создан для того, чтобы влюбиться и воспрянуть духом. Не верите — спросите Вима Вендерса: именно это произошло с главным героем его ленты «Съемки в Палермо» (Palermo Shooting), фотографом Финном, которого этот город вернул к жизни.

Сицилийцы, кстати, полагают, что фильм у Вендерса получился почти документальный. Не в том смысле, что они сами нередко предпочитают не замечать границ между правдой и вымыслом, — а в том, что в картине, снятой заезжим иностранцем, они узнают город, в котором живут. А это дорогого стоит!

Кстати. Видимо, зерно истины в таком мнении есть: «Съемки в Палермо» в фильмографии Вима Вендерса стали последней игровой лентой, после чего он переключился на производство документального кино. А еще это фильм-исследование, в котором Вендерс-режиссер впервые выбирается за границы своей родной Германии.

Правдиво запечатлеть Сицилию и ее неспокойную столицу — задача не из легких. Палермо успешно совмещает в себе облик несомненно итальянского города и тот факт, что почти ничего собственно итальянского здесь, на пересечении всех мыслимых и немыслимых средиземноморских дорог, нет. Зато здесь можно обнаружить следы присутствия нескольких десятков иных культур — одна другой древнее.

Культурная традиция самой Сицилии тоже обширна, так что ничего не стоит выбрать себе в проводники хоть художников, хоть музыкантов, хоть литераторов — например, британские журналисты не так давно выпустили обширный литературный путеводитель по Сицилии, в заочном соавторстве с несколькими десятками поэтов и писателей из разных эпох и стран. Кинематографисты тоже могут стать отличными гидами по Палермо. Эмма Данте и ее фильм 2013 года Via Castellana Bandiera (на русский переведенный как просто «Улица в Палермо»), объединивший кинематографистов из трех стран, расскажет всю правду о здешнем образе жизни. Блестящий дуэт Франческо Рози и Тонино Гуэрры поможет «Забыть Палермо», — а вот для знакомства с городом никого лучше Вима Вендерса не сыскать.

Во-первых, он заслуженный исследователь городских пространств, их хранитель и толкователь — со времен «Неба над Берлином». Во-вторых, во всех его фильмах герои говорят сразу на нескольких языках — и в Палермо, где сплетаются разноязыкие культуры, это всегда кстати. В-третьих, в «Съемках в Палермо» у него получилось одновременно запечатлеть и все основные местные достопримечательности, и городскую повседневность. И, наконец, этот фильм — сам по себе путешествие. В «Съемках в Палермо» Вим Вендерс повествует не только о средиземноморском старинном городе — но и о Дюссельдорфе, где вырос сам режиссер, и откуда его усталый герой, модный фотограф Финн, отправляется в путешествие на Сицилию.

Даже если вы не фотограф, непременно возьмите с собой камеру. Этот город увлечет вас — своей древностью, колоритными руинами, своей витальностью и, конечно, смешением масштабов. Такое смешение (и смещение) масштабов легко заметить и в «Съемках в Палермо». Камера оператора Франца Люстига следует от грандиозной площади Театро дель Соле, от огромных портовых кранов в Castellmare до невероятно узких улиц и квартиры героев, тесной настолько, что газовая плита буквально путается под ногами у выхода на небольшую террасу.

К слову, Театро дель Соле, «Театр солнца», — не метафора. Это действительно грандиозные декорации, в которых светило ежедневно, за исключением редких дождливых и облачных дней, проявляет свой актерский талант. Театро дель Соле — одна из главных площадей в Палермо, на пересечении улиц Македа и Витторио Эмануэле. Здания на ней расположены так, что хотя бы один фасад в любое время дня освещается солнцем. Неудивительно, что это метафорически-театральное название площади в речи жителей Палермо можно услышать гораздо чаще, чем ее настоящее имя — пьяцца Вильена.

У площади есть и другие имена, например Куаттро Канти, «Четыре угла», — то ли из-за того, что две пересекающиеся улицы разрезают площадь на четыре равные части, то ли из-за четырех изысканных барочных зданий. Из-за их скошенных фасадов ее еще называют Восьмиугольной: в Палермо геометрия — не точная наука.

Вряд ли, конечно, оказавшись на этой площади, вы почувствуете ту панику и смятение, которые сопровождают ее первое появление в «Съемках в Палермо». Она скорее похожа на музей под открытым небом — и музей довольно обширный. Трудно рассмотреть все сразу, поэтому стоит вернуться сюда, и неоднократно, чтобы во всей полноте ощутить ордерный порядок четырех почти одинаковых барочных палаццо. В нижнем уровне — фонтаны, обозначающие времена года, во втором ярусе — четыре испанских короля, правители Палермо эпохи барокко, и над всем — четыре святые девы, покровительницы города, по одной на каждый квартал. Удивительно, но среди них нет святой Розалии, которая непременно упоминается в любой пародии на жителей Палермо и тоже считается небесной покровительницей города.

Кстати. Розалию стали почитать только в XVII веке, когда обнаружили ее мощи, — а до этого возносили молитвы святым Лючии, Оливии, Нимфе и Кристине. В честь святой Лючии до сих пор готовят особое блюдо из вареных зерен пшеницы, добавляя к ним мед, орехи и изюм. Сходство с хорошо знакомой православной кутьей уловить нетрудно, тем более что это сицилийское великолепие называется «кучча».

Пожалуй, чтобы хорошенько рассмотреть кондитерские здания, которые, как в зеркале, отражаются одно в другом, нужно прийти сюда рано утром. Пока площадь не окажется заполненной туристами (даже у Вендерса рядом с героем-фотографом есть и простой турист, снимающий Куаттро Канти), и стройный, строго спланированный перекресток эпохи барокко не превратится в современный перекресток, где все встречаются со всеми и все куда-то спешат.

Перекресток, точка столкновения — лучшая и самая очевидная метафора для всего Палермо. На пути попадаются то Палатинская капелла, выстроенная норманнским королем Рожером на основе арабских арок и с византийскими апсидами — это местная хрестоматия, базовый курс истории культурных взаимодействий. То кафедральный собор Палермо, вместивший все, от добротного готического интерьера до перестроек XVIII века и портика работы лучших ренессансных мастеров. То церковь Сан-Франческо — с не менее богатой историей перестроек, но в конце концов вернувшаяся буквально к средневековому состоянию в результате бомбардировок союзников во время Второй мировой.

«Этот квартал стоит в руинах с тех пор, как в сорок пятом в него упала бомба. Она и сейчас там», — предупреждает туристов гид, и совершенно невозможно понять, шутит он или говорит серьезно. Пренебрежение к разрушениям, которые в 1940-е сопровождали превращение Италии из Республики Сало в свободное государство, — одна из узнаваемых черт характера этого города. Такая же, как вездесущий стрит-арт (правда, в Палермо у него свой колорит, например, легко наткнуться на изображение удрученного папы римского в «анархистском облачении» — красной мантии и черной тиаре) или повсеместные надписи «Odialo la polizia». «Ненавижу полицию» мимоходом читается и за спиной кинематографического Финна, проходящего по улочкам Старого города.

Эти будто бы случайно попавшие в кадр граффити, киоск, торгующий формой культовых футболистов, небольшие рыночки, заколоченные окна — все это вроде бы подкрепляет растиражированный образ Палермо. И в жизни, и в кинематографической реальности Вима Вендерса. Главный герой предстает перед нами как чужак, турист: добросердечная местная художница (на непременном мотороллере!) велит ему в оба глаза следить за дорогостоящей камерой, ведь понятно, что ее в два счета украдут.

А сам Финн мгновенно попадается в эту ловушку познания «чужого» пространства, за которым приятно наблюдать, в котором особые нравы — и, будто переняв местное упрямство, садится на порог дома ждать, пока убежавшая коза не выйдет снова. Во всем этом, как ни странно, куда больше общеевропейского, чем уникального образа Палермо. Создается впечатление, что этот туристический компонент, близкий и узнаваемый, введен сюда специально — Вендерс словно иронизирует над индустрией туризма. Он остро и точно схватывает начавшуюся капитализацию впечатлений, наслаждение образом жизни придуманных «других». А это значит, что на самом деле возвращение в Палермо становится для нас, пресыщенных визуальными впечатлениями, поводом переосмыслить нашу жизнь и нашу собственную личную историю — на фоне полуторатысячелетнего Палермо кажется, что изменить ее так легко!

Справедливости ради надо сказать, что вы тоже вполне можете увидеть на улицах Палермо самую настоящую козу. Вы застынете в растерянности, под хохот прохожих, когда своенравное животное вдруг скроется в дверях, на которых… вручную нарисован театральный занавес. Между прочим, практика размещать небольшие театры в нижних этажах жилых зданий, наравне с кафе и лавками, встречается и в других городах европейского Средиземноморья.

У самого Палермо, конечно, много общего с его средиземноморскими родственниками. Например, как во всяком уважающем себя городе на Средиземном море, в Палермо есть свое блюдо из нута, близкий родственник фалафеля и ему подобных. Здесь также в почете и орешки пинии, и морепродукты и, конечно, оливковое масло — сицилийцы и вовсе уверяют, что это они его придумали.

Кстати. Хотя в местной кухне попадаются и блюда, на первый взгляд совсем не средиземноморского, даже не итальянского, а вовсе какого-то немецкого происхождения. Например, сальсиччи — сосиски, которые готовятся на гриле и появляются на столе в сопровождении томатов и лимонного сока.

Как они сюда попали, совершенно неясно. Также как неясно, откуда взял свою «голландскую» манеру письма самый знаменитый из сицилийских живописцев Антонелло да Мессина, южная звезда Ренессанса, сиявшая одновременно с флорентийскими звездами. Родом он не из самого Палермо, а из небольшого сицилийского городка Мессина, но по праву столицы региона Палермо выставляет его работы в палаццо Абателлис. Именно из Мадонны Аннунциаты работы да Мессины, итальянской по внешнему виду и молитвенной силе, но — странное дело — как будто вышедшей из-под кисти Ван Эйка, и начинается, по собственному признанию Вима Вендерса, визуальная история Флавии, главной героини его ленты о «Съемках в Палермо».

В фильме она работает над реставрацией фрески в том же самом палаццо Абателлис — вообще-то вход сюда вполне свободный, но в режиссерской версии событий музей на виа Аллоро закрыт на вечный ремонт. «Триумф смерти», над которым трудится Флавия, перенесенный сюда из палаццо Склафани, в реставрации действительно нуждался — первоначально панно для переноса было разделено на четыре части, а потом снова собрано, и в результате долгого экспонирования живопись вдоль соединительных швов повредилась. Сохранность этого шедевра, конечно, очень важна для регионального музея — ведь это один из немногих образцов международного, не типичного для юга Италии стиля. Фреску заказывали арагонские правители, а автором ее был, судя по всему, окситанский или провансальский художник. Со свойственной раннему барокко мрачной экспрессией он изобразил смерть, поражающую стрелами епископов, нобилей, даже бедняков — совершенно безразлично и беспощадно, ведь оставшиеся в живых богачи почти не замечают ее присутствия, а молящие о прекращении страданий бедняки не получают желанного избавления.

Кстати. Палаццо Абателлис — добротный дом для знатного семейства, в конце XV века построенный архитектором, чьи таланты уже были известны палермской знати, Маттео Карниливари. До этого, например, он задумал грандиозное палаццо (построить пришлось куда скромнее) для семьи Аютамикристо. Буквально их фамилия переводится как «помоги мне Христос».

Поражающий контраст полноты жизни и запустения во фреске неизвестного художника XV столетия (она, к слову, послужила вдохновением и Габриеле д’Аннунцио — от запутанных генеалогий в итальянском искусстве никуда не деться!) — есть и в современном Палермо. Площадь с фонтаном Гарафелло (название происходит от арабского слова, означающего чистый источник), немного в стороне от Старого города, в районе Кастелло-аль-Маре все еще выглядит полуразрушенной, дом за скульптурным памятником XVI столетия пустует. Словно уводят в пустоту и ступени улочки Мертвецов, Кортиле делла Морте, — как будто ее название и правда должно напугать путника! Но вдруг в конце темного и тесного тупика видишь свежевыстиранное белье самых жизнерадостных цветов и понимаешь: это внезапное memento mori — всего лишь барочная игрушка. Фрагмент, выпавший из какой-то старинной мозаики, призывающей задуматься о вечном прихожан какого-нибудь не дожившего до наших дней храма.

Фрагментарность и мозаичность — еще одна характерная черта Палермо, впрочем, присущая всей Сицилии. Островное положение, обособленность приводят к тому, что на небольшом пространстве можно найти свидетельства почти любой эпохи, а не только признанные как знатоками, так и туристами памятники Средних веков и Возрождения. Например, в XIX веке Палермо был вполне успешным и популярным туристическим городом, свидетельством чему — появившаяся в 1908 году так называемая «Эгейская вилла», отель эпохи ар-нуво, с удивительной мебелью из гнутого дерева и фресками с женскими фигурами в духе типажей Альфонса Мухи. А в юго-восточной части города есть настоящий палеолитический грот, с живописью граветтской и мезолитической эпохи — ее копии можно увидеть в Национальном музее. Там же хранится и найденный в пещере скелет карликового слона — размеры этого вида уменьшились именно потому, что он был островным и испытывал недостаток в пище.

Скелет карликового слона — как будто тоже барочный, пугающий и притягательный экспонат. Вообще барочная картина мира — действительно подходящий ключ к пониманию Палермо. Иллюзионизм и экспрессия, характерные для барокко, сами по себе созвучны облику города (как бы мирно он ни выглядел на берегу лазурной бухты). А наглядное упрощение, даже поляризация конфликтов, внешних и внутренних, может помочь разобраться с действительно перегруженной исторической памятью сицилийской столицы. Бесконечную историю завоеваний и отвоеваний можно преодолеть, только бросив на нее рассеянный, отстраненный взгляд. В Палермо это понимают. И наверное поэтому старинный народный театр здесь повествует вовсе не о хитросплетениях сицилийской истории, а о Карле Великом и его приближенных. Кукольные истории о сражениях с сарацинами, та самая святая Розалия в римском костюме, музей театральной машинерии — они позволяют отвлечься от конкретики, витающей в воздухе Палермо.

Впрочем, все это здесь, разумеется, оказалось неспроста. «А то, чего у меня нет, мне и не нужно», — поет Фабрицио де Андре в наушниках главного героя «Съемок в Палермо». И это отличный девиз для самого города.