На дне Карибского моря

Подводное пространство доступно нам лишь в малых дозах и по-прежнему остается чужим и загадочным (хотя вроде и рядом с нами). Под водой другие свет и тени, другие формы, там не посмеяться и не поплакать, хотя кругом разлиты мегалитры соленой воды. Мы ходим туда как незваные гости — в этот непривычный и некомфортный мир, с которым у нас так мало общего.

ПОТЕРЯВШИЙСЯ КОРРЕСПОНДЕНТ

Потому таким неожиданным потрясением оказывается момент, когда на трехметровой глубине, за коралловым рифом, вы натыкаетесь на фигуру сидящего за письменным столом человека. Он склонился над пишущей машинкой, и вы, подплыв поближе и ненароком смахнув ластом легкий слой ила со стола, читаете заголовки из газетных вырезок 70-х годов. Неужели он здесь с тех пор? А когда по его рукам начинают скользить солнечные блики, кажется, что руки пришли в движение и человек сосредоточенно печатает, не замечая застывшей над машинкой медузы. И ощущение заброшенности и одиночества этой сутулой фигуры «Потерявшегося корреспондента» на фоне донного ландшафта только усиливается по мере того, как вы удаляетесь и она растворяется в синеве.

Я думал, что первая композиция, на которую я выплыл на этой выставке, станет самой любимой, потому что первое ощущение от потерянности в пространстве и времени будет наиболее ярким. Но оказалось, что каждая последующая встряхивала с равной силой.

Так, мне стало не по себе, когда я вплыл в круг детей. Какой-то непраздничный хоровод они водили, взявшись за руки под пятиметровой толщей воды... «А хватит ли в баллоне воздуха, чтобы осмотреть каждого?» — пронеслось в голове.

Потом я наткнулся на велосипедиста, непринужденно торопившегося куда-то по морскому дну, проплыл над классическим натюрмортом, свежую поросль на геометрических предметах которого щипали флегматичные рыбки, и над вытянувшимися на дне женскими фигурами. Издалека я принял за кораллы их присыпанные песком формы. Из-за подводных течений одни статуи были полускрыты песчаными наносами, а другие видны целиком - в этом морском некрополе не было неизменного покоя, присущего земным погребениям. Выйдя из-под резца скульптора, статуи, как в мифе о Протее, продолжали меняться, и море поработало над их внешностью не меньше, чем сам ваятель.

И вдруг мне показалось, что передо мной не современное искусство, а окаменевшие, как помпейцы, жители затопленной Атлантиды. Да и кем тут был я сам: ныряльщиком в поисках новых впечатлений или морским археологом-любителем, раскрывающим древние секреты?

ГЛУБИНА МЫСЛИ

Вечером за стаканом рома я делюсь впечатлениями на веранде уютной гостиницы с Джейсоном де Кейрес Тейлором, который и придумал поместить свои скульптуры на морское дно. Он специально отправил меня под воду без объяснений — и теперь с интересом выслушивает рассказ неофита. «Так оно и есть. Подводная галерея дает возможность взглянуть на знакомые вещи по-новому, — подтверждает мои эмпирические открытия Джейсон. — Предметы кажутся ближе и на четверть больше, чем на самом деле, да и цветовая гамма в воде меняется. Уж не говорю про разнообразие ракурсов, в которых можно рассматривать скульптуру: из-за того что их намного больше, чем на суше, восприятие зрителя не пассивно, наоборот, он теснее взаимодействует с композицией».

Джейсон — симпатичный человек атлетического вида, не похожий на теоретика искусства. Из своих 36 лет 19 он занимается дайвингом, а скульптуре посвятил «чертову дюжину» годов. Ну а граффити на лондонских заборах он рисовал уже в 17. Выставлял свои работы и на Трафальгарской площади, и в Риджент-парке, но вот уже два года он как одержимый ваяет для морского дна. «Гренада — мой первый сольный проект, и я был чрезвычайно вдохновлен им. Настолько, что за год изготовил 65 скульптур!» — признается Тейлор. В дальнейшем он тоже на сушу возвращаться не собирается: его ждут Красное море, Средиземное, около Сицилии, и Атлантика, возле Флориды. И планы один грандиознее другого: «оживление» статуй с помощью кораллов, стеклянные скульптуры с невидимыми под водой границами, скульптурные парки из затонувших кораблей и т. д. Лишь бы спонсоры не переводились.

Папа Джейсона — англичанин, а мать — из Гайаны, и в детстве он с семьей часто перемещался из одного культурного пространства в другое, что и сказалось на его интересе к взаимоотношениям предмета со средой: «Я смотрел, как меняются предметы и связи между ними, когда они попадают в новое окружение или в необычный контекст. Поэтому своими учителями я считаю Кристо и Класа Олденбурга». Как и эти художники, он вывел искусство за пределы белых стен галерейного зала, но в отличие от мэтров заставил и зрителя окунуться в другую среду.

Подводная галерея преследует еще одну цель: создать искусственный риф и привлечь на него морскую живность. Скульптор признается, что именно это обстоятельство, а не любовь к искусству побудило правительство Гренады пустить его на дно в трех километрах от Сент-Джорджеса, столицы острова, в заливе Молиньер. Оказывается, у цемента, из которого отливаются эти статуи, специальный состав, способствующий быстрейшей колонизации кораллами. Джейсон только рад, потому что это полностью совпадает с его творческими планами: «Например, «Превратности» (так называется композиция «детский хоровод». — А. Д.) показывают, как время и обстоятельства отражаются на людях. Как скульптуры трансформируются под влиянием моря, так и дети приспосабливаются к окружающей их среде. Но они также символизируют будущее, в том числе будущее планеты, потерявшей 40% коралловых рифов, потому что в их силах остановить разрушение».

Кстати, Джейсон собирается осуществить на основе «Превратностей» новый проект: собрать в Лондоне детей из разных стран мира, снять с них слепки и отлить статуи. Потом отвезти скульптуры на родину каждого ребенка и дать им там как следует постоять на дне океана. Наконец, через несколько лет снова собрать в Лондоне подросших детей и свои творения, обжитые водорослями, и посмотреть, как изменились статуи и оригиналы.

Правительство Гренады попросило Джейсона использовать в роли моделей для скульптур жителей острова, на что он с готовностью согласился, потому что гренадцы — это любопытный этнический замес. Он снял огромное количество слепков со старых и малых островитян и стал кем-то вроде народного героя, его знают все. Но денег на проект ему правительство острова не дало - чтобы закончить инсталляцию, он вынужден был продать свой дом в Англии. И на подводной галерее он ничего не зарабатывает, ведь не поставишь же в море буек с будочкой, в которой будут продаваться билеты! Получается, когда искусство буквально становится частью мира, оно не может быть коммерческим.

Зато на выставке отлично зарабатывают владельцы катеров, привозящие сюда аквалангистов, тех, кто ныряет с маской и трубкой, и даже совсем стареньких туристов, которые любуются статуями через прозрачное дно катера.

РЫБИЙ ГЛАЗ УТОПЛЕННИЦЫ

Весь следующий день штормило, а наутро я снова полез в море, на этот раз уже с Джейсоном. Он постоянно добавляет новые скульптуры и хотел показать мне две, которые я прозевал. Первая называется «Сиенна», по имени героини из рассказа одного гренадского писателя, которая могла долго находиться под водой. Эту ее способность использовали в своих корыстных целях охотники за сокровищами, а девушку потом бросили. Сиенну Джейсон сплавил из металлических прутьев, вода промывает ее насквозь. По его замыслу море должно помочь Сиенне обрасти экологически и метафизически чистой плотью. Это будет длительный процесс, а пока, как настоящий книжный характер, постепенно обогащающийся деталями, коленопреклоненная скульптура готова принять любые эмоции, которые ей отдает зритель. Лучи солнца, проникающего сквозь толщу воды, образовали над ее головой нимб, и я подумал о неослабевающей привлекательности концепции святости, даже под водой.

К чему приглушенный свет подводного мира точно располагает, так это к страшилкам. Джейсон вывел меня к своей «Дьяволице» со спины. Сперва я обратил внимание на широкополую шляпу и стройную фигуру в нижней юбке из металлических пластин, а заглянув ей в лицо, отшатнулся, увидев пустые глазницы. Ее глаза вышли в море и не вернулись. Остался наряженный труп, памятник красивым утопленницам. Но потом из глазницы высунулась цветастая рыбка, и, вспомнив наш с Джейсоном разговор, я перестал бояться «Дьяволицы»: ее мертвый остов служил для зарождения новой жизни.

И все-таки приятно всплывать обратно под солнце! Я фотографирую Джейсона в гидрокостюме, ведь это единственный скульптор-амфибия, которого я знаю. Он ухватил за жабры косность нашего восприятия и толкнул нас вниз, к рыбам, где знакомое кажется диковинным, а собственные эмоции - чужими. Я не знаю, будут ли радостно скакать от обилия корма в его скульптурах морские коньки, но даже если все они вымрут, как лошади Пржевальского, от разлитой нефти, идея подводной галереи мне решительно нравится. По крайней мере пока воздуху хватает.