Марсель

С чем сравнить Марсель? Лучшая метафора для этого странного города — второго по величине во Франции, интернационального Вавилона, неспокойного и веселого муравейника, сползающего к воде Средиземного моря, — буйабес, знаменитый местный суп, который еще называют марсельской ухой. Теперь буйабес стал любимцем гурманов по всему миру, обязательным пунктом в меню практически всех рыбных ресторанов — однако за этой громкой славой скрывается совсем незатейливая история. Буйабес — изобретение марсельских рыбаков, портовой бедноты. Продав улов, они доставали со дна своих лодок его разрозненные остатки: мелочь, развалившихся рыбин, разнообразных морских гадов — и бросали все это разом в кипящую воду, добавив картошку и шафран. Это эксцентричное блюдо здесь до сих пор в почете, и его, конечно, предлагают приезжим. Правда, оно вряд ли подойдет для романтического ужина: в тарелке то и дело попадаются косточки, плавники и раковины моллюсков, а на скатерти остаются ярко-оранжевые брызги жирного пахучего бульона. Но попробовать буйабес все же стоит — чтобы почувствовать, каков на вкус сам Марсель. Принцип, лежащий в основе этого супа, — смешение всего со всем в самых непредсказуемых пропорциях — это и есть то, что определяет марсельский стиль жизни, менталитет горожан, да и городскую историю. Если попытаться выразить атмосферу Марселя одним словом, то это слово — mélange: любая смесь, а кроме того, особый сорт пряжи, из которого связаны традиционные толстые свитера марсельских рыбаков, издали неоднородно-серые, а вблизи — всех цветов сразу, ведь меланж — не что иное, как связанные друг с другом обрезки разной пряжи.

Такие же пестрые клочки составляют и причудливую ткань городской истории. Она началась в далеком VII веке до н. э. — с любовной страсти, вспыхнувшей между прекрасной Гиптис, дочерью вождя племени лигурийцев, обитавшего в нынешнем Провансе, и греком Протисом. Легенда гласит, что однажды лигурийский властитель собрался выдать Гиптис замуж — и по этому случаю закатил пир на весь античный мир. На нем-то принцесса и выбрала Протиса себе в женихи, протянув ему кубок с вином. В качестве свадебного подарка молодожены получили от отца невесты кусок средиземноморского побережья — не полцарства, конечно, но тоже неплохо — и основали город, который назвали Массалия, будущий Марсель. Сегодня любой может заглянуть в античную душу города — достаточно зайти в Jardin des Vestiges, «Сад развалин», обширный внутренний двор музея истории города. Здесь взорам открываются участок дороги, которая всего на столетие моложе Гиптис и Протиса, каменные укрепления IV века до н. э. и еще одна стена, уже IV века после Рождества Христова — ее соорудили в позднеримские времена. Это лишь вершина того исторического айсберга, который составили находки, извлеченные из марсельской земли в ходе развернувшихся здесь после войны масштабных раскопок. Археологический урожай оказался великолепен — ведь античная Массалия была крупным торговым городом, по размаху сравнимым с греческими, расцветшими на развалинах державы Александра. Массалия торговала по всему региону, основывала фактории на побережье (сегодня они превратились в буржуазные городки Лазурного Берега — Ниццу, Арль, Авиньон) и долгое время оставалась независимой. Но в конце концов и она пала к ногам непобедимого Цезаря — после того как поддержала его заклятого врага Гнея Помпея, — став провинциальным городом Римской империи.

Ни в Средние века, ни в Новое время Марсель не оставался в стороне от магистральных дорог истории — в самом прямом смысле. Во времена Крестовых походов он был значимым транзитным портом, а в 1789 году отсюда в объятый пламенем Великой французской революции Париж вышел знаменитый марсельский республиканский батальон — конечно же, с «Марсельезой» на устах. Песня, название которой с французского переводится просто как «жительница Марселя», быстро стала государственным гимном — и сохраняет этот статус до сих пор.

Если история Марселя началась с древних греков, то Марсель сегодняшний начинается с вокзала Сен-Шарль, куда гостя привозит парижский поезд — или автобус из аэропорта. Местные воздушные ворота — в 20 минутах езды от города; это второй по величине аэропорт Франции после парижского Шарля де Голля. Сен-Шарль — один из красивейших вокзалов республики, хотя Марсель стал чуть ли не последним французским городом, куда провели железную дорогу. В то время как вся Европа уже была опутана железнодорожной сетью, Марсель по старой привычке продолжал обходиться кораблями и конными экипажами. Вокзальное здание возвели к 1848 году, аккурат к очередной революции, и сегодня восстановлен его первоначальный облик. Впрочем, реставраторы избавили его далеко не от всех более поздних деталей, ведь многие из них заслуживают особого внимания. Например, монументальная лестница 1925 года постройки, блестящий образец запечатленного в металле инженерного гения и изящества, воплотившегося в ее фонарях и скульптурах.

Вокзальная округа, как и положено подобным районам, — местечко маргинальное. Бродяги, мусор, характерные запахи… Однако отсюда прямая дорога выводит на главную городскую артерию — Канебьер. Это Елисейские Поля Марселя, изобилующие магазинами, кинотеатрами, сувенирными лавками и всем прочим, что центральная улица может и хочет вместить. Сюда приезжие отправляются на шопинг — а вот сами марсельцы предпочитают для этого другую улицу, рю де Ром. Марсель вообще славится дешевизной — а уж на рю де Ром самый ходовой ценник составляет 10–20 евро. Одежда, нижнее белье, парики, обувь, чемоданы — чего здесь только нет! По улице ходят компании тучных негритянок — с такими же толстыми от покупок сумками. Между ними снуют тщедушные арабские школьницы в поисках идеальных сапог из искусственной замши, последнего писка иммигрантской моды. И цены, и товары везде одинаковые, но надежда найти что-то особенное заставляет открывать все новые и новые двери. Так можно провести целый день — ведь длина улицы несколько километров.

Разнообразие и смешение — лучшие определения и для того, чтобы охарактеризовать этнический облик Марселя. Это самый разнообразный в национальном отношении французский город. Про него говорят — живой, шумный, криминальный, иммигрантский. Именно через Марсель приезжали во Францию иммигранты из бывших колониальных владений в Северной Африке, многие тут и оставались. Сегодня магрибская кровь течет в жилах каждого пятого марселье. Правые утверждают, что именно это и обеспечивает городу довольно высокий процент преступлений, — но, с другой стороны, арабы, чувствующие себя в Марселе дома, гораздо более доброжелательны, нежели в Париже, Лионе и других французских городах.

Помимо арабов в Марселе пустили корни итальянцы, корсиканцы, армяне, турки, коморцы, китайцы, вьетнамцы, греки, немало здесь и наших соотечественников. Однако практически все иммигрантские семьи стремятся отдать своих детей во французские школы и интегрировать их во французское общество. Подрастающее поколение иммигрантов предпочитает европейскую моду традиционным костюмам своих народов, тем более что такие их элементы, как, например, паранджа и никаб, запрещены к ношению в образовательных учреждениях светской республики — они трактуются в первую очередь как религиозные атрибуты.

Что же самое главное в портовом городе? Море, наверняка скажете вы. А вот и нет — сам порт. В Старом порту царит подлинная марсельская атмосфера — яркая, сочная, смачная. Она охватывает и ближайший к порту рыбный рынок — его характерные ароматы держатся над торжищем целый день, хотя продавцы, появляющиеся здесь с предрассветной поры, расходятся уже к полудню. Здесь закупают провизию владельцы рыбных ресторанов — и не только марсельских, но и тех, что кормят почтенную публику Лазурного Берега, — чтобы к обеду подать свежайших осьминогов, ведь после обеда они считаются уже несвежими.

На Старый порт смотрит стоящая на вершине скалы базилика Нотр-Дам-де-ля-Гард. Эту церковь можно считать символом города — во всяком случае, ее часто изображают на здешних сувенирах. Идея строительства на этом месте храма в честь Богородицы для защиты города от врагов пришла в XIII веке в голову одному из марсельских священников. Уже к 1256 году была завершена первая из церквей, сменявших друг друга на территории монастыря Сен-Виктор, самой древней обители в марсельской округе, основанной еще в V веке. Возведенный на месте старинной базилики новый храм в постреволюционные годы успел побыть политической тюрьмой (здесь два месяца томился в неволе герцог Орлеанский с детьми и сестрой), но и он в конце концов был разрушен. Современное здание в романо-византийском стиле выстроено по марсельским меркам совсем недавно, в XIX столетии, — к нему лучше всего подняться на фуникулере.

Впрочем, море само по себе также значимо для марсельцев. Чтобы окунуться в его голубую пену, горожане садятся в автобусы на площади Кастеллан — на нее приводит уже знакомая рю де Ром. Автобус везет в седьмой округ — он считается престижным районом: дорогие отели, виллы, выходящие прямо к кромке воды. Правда, все это не блистает вопиющей роскошью — богатство без претензии на шик. Марсельцам вообще чужд показной лоск — может, именно поэтому многие предпочитают отправляться отдохнуть на дикие пляжи, коих за городской чертой настоящее изобилие. На восток, вплоть до небольшого города Кассис, тянется полоса белых утесов и бухт, именуемых каланками. Сюда-то и стремятся марсельцы в теплый сезон — то есть почти круглый год, за исключением января, — купаться, устраивать пикники и семейные прогулки, рассекать водную гладь на арендованных катерах и каноэ, пить розовое вино на берегу.

Возвращаясь в город, невозможно не заметить полосатую громадину главного городского собора Сент-Мари-Мажор. Впрочем, эту церковь чаще называют просто Ля Мажор, то есть «главная», а то и вовсе «пижамой» — за выдающуюся полосатость. Собор возвели в 1852 году, в эпоху экономического и культурного расцвета Марселя. Оригинальность внешнего декора и масштаб постройки, вмещающей до 3 тысяч человек (это шестой по вместительности собор в мире), должны были стать зримым воплощением значимости города. Колоссальное сооружение в романо-византийском стиле отделали зеленым мрамором из Флоренции и белым из Каррары, венецианской мозаикой, на фасад водрузили исполинские фигуры Христа с апостолами и святого Лазаря — первого марсельского епископа. Внутри сохранилась часть стены с хором стоявшей на этом месте романской церкви, Ля Мажор Вьелль; впрочем, как выяснилось при постройке нынешнего храма, и она не была первой. Свято место не бывает пусто: под романским собором обнаружились следы храма каролингского времени, а также раннехристианской церкви и баптистерия — быть может, в нем крестил новообращенных сам Лазарь. Впрочем, сегодня все это историческое великолепие можно разве что вообразить — а наяву перед глазами стоит исполинша Ля Мажор, гигантский купол которой обступают башни. Совмещение башен и купола делает Святую Марию похожей и на образцы стамбульской архитектуры. Не случайно Марсель называют «воротами на Восток», не случайно в марсельском буйабесе всегда искрится желтым пьянящий восточный шафран.

Марсельский воздух пахнет морем, иногда нечистотами (что-то подобное можно ощутить в Венеции), к этому примешиваются запахи арабской и берберской кухни — или, наоборот, общефранцузский аромат кофе и выпечки. Но выпечка может попасться и с местным колоритом — таковы «наветт», печенья по старинному рецепту в форме лодок: их пекут в память о первых христианах, высадившихся на массалийском берегу в I веке. Наветт можно отведать в старинной булочной, спрятавшейся на маленькой улочке близ аббатства Сен-Виктор, — улочка и называется Святая, Сент-рю.

За следующим поворотом хлебобулочные ноты в воздухе сменяются мыльными. Впрочем, «ноты» — слишком скромная метафора. Вернее было бы сказать, что порой запах мыла встает перед прохожим в полный рост. Оливковые рощи и лавандовые поля Прованса исправно поставляют сырье для маленьких марсельских мыловарен, водящихся здесь в изобилии. Марсельское мыло с эфирными маслами и исключительно натуральными ароматизаторами стало городским брендом еще в XIX веке — и многие мыловаренные мастерские с тех пор не меняли оборудование, превратив этот консервативный факт в достоинство. В подвале каждой крохотной лавчонки, в которой пришедшего с порога сшибает с ног запах мыла с оттенками лаванды, оливы, меда, апельсина, кроется огромный цех. Все пространство здесь заставлено старинными агрегатами, которые то рыхлят мыльную массу, то превращают ее в ровные листы. Что-то похожее на мясорубку выдавливает большую мыльную колбаску, ее у вас на глазах режут и штампуют, превращая во вполне презентабельные куски мыла. Оно стоит от 1,5 до 5 евро. Для мыла ручной работы — сущие пустяки. Марсельцы им гордятся, как собственными детьми.

Но не поддавайтесь обманчивому обаянию города-традиционалиста! Марсель не был бы Марселем, если б не сочетал консерватизм с открытостью, тягой к прогрессу и экспериментам. Не случайно именно здесь архитектурный революционер Ле Корбюзье выстроил свой первый сité radieuse, «дом с лучами». Именно марсельцы стали обитателями этой грандиозной «машины для жилья», принципиально нового жилого пространства, смешавшего понятия улицы и коридора, вместившего в себя магазины, рестораны, прачечные — и в довершение всего окруженного огромным садом. Несмотря на удобство и эффектность, поначалу строение пришлось по нраву не всем марсельцам — упражняясь в остроумии, они наградили его прозвищем maison du fada, «дом чокнутого». Однако это не помешало архитектору реализовать еще четыре подобных проекта, три во Франции и один в Берлине, — а зданию вписаться в городской контекст.

Желающим познать город со всех сторон, увидеть изнанку Марселя следует отправиться в окрестности станции метро «Нотр-Дам-дю-Монт» — или свернуть с шумной магистрали Канебьер на крошечную, узкую и грязную рю Кюриоль. И в том и в другом случае дорога приведет в квартал Нотр-Дам-дю-Монт. Саму рю Кюриоль часто называют здешним кварталом красных фонарей — вот только с фонарями здесь туго. Улочка освещена скудно, а в довершение картины с верхних этажей то и дело сыплются какие-то тряпки и прочий мусор. Он остается лежать на тротуарах, загроможденных припаркованными машинами и барными стульями леопардовой расцветки, на которых восседают здешние обитательницы — ночные бабочки. Если бы сегодня кто-нибудь задумал писать физиологические очерки, подобные тем, что когда-то прославили братьев Гонкур, ему стоило бы прийти именно сюда — понаблюдать за колоритными типажами с рю Кюриоль. Блондинка-негритянка в шортах расцветки «далматин» ведет неспешную беседу с пожилой дамой, облаченной в некое подобие старинного циркового трико, — они бесспорно достойны пера какого-нибудь литературного мэтра! Нотр-Дам-дю-Монт — обитель марсельской богемы, местный Монмартр. Здесь в изобилии теснятся бары, рестораны, шумные арт-кафе, магазины-галереи, антикварные лавки, магазинчики с самодельной одеждой и украшениями… Стены изукрашены граффити — и простыми, рублеными, и замысловатыми. Пожалуй, здесь нет ни одного здания, первый этаж которого не был бы разрисован. По вечерам на фоне настенных пейзажей и завязанных узлами букв неторопливо передвигаются силуэты публики, ведущей условно ночной образ жизни. Условно — потому что бары и клубы здесь, как и по всей Франции, открыты до двух ночи. В это время, поздним вечером, воздух квартала Нотр-Дам-дю-Монт наполняется новым запахом — пастиса, здешней анисовой водки. С непривычки этот запах способен если и не сбить с ног, то пошатнуть, но едва ли не каждый марселец назовет пастис излюбленным напитком. Его пьют и молодежь, и пожилые марсельцы — в основном на открытых террасах заведений. Террасы по вечерам полны народу, в то время как внутри может быть занято всего три-четыре столика. Может, потому, что марсельцы, как настоящие средиземноморцы, предпочитают проводить вечера на открытом воздухе, а может, причина гораздо прозаичнее: в помещениях здесь запрещено курение.

Этот квартал — рай для исследователей-гурманов и любопытных чревоугодников. Здесь есть целая улица с ресторанами кухонь народов мира. Французский ресторан соседствует с индийским, украинский — с тайским. Все они недороги, счет за ужин с вином и десертом редко превысит два десятка евро, — однако эта улица совсем не такая оживленная, как соседние. И оттого-то здесь столь разговорчивые официанты. Будучи подлинными марсельцами, они при этом неторопливые, но шумные, эксцентричные и порой странно одетые. Специально зазывать публику с улицы — не в их привычках, но уж если посетитель переступил порог, от приятной беседы ему не уклониться. У гостя, особенно если вид его красноречиво гласит, что он издалека, поинтересуются, пробовал ли он божоле этого года, — и непременно заметят: о, оно значительно лучше прошлогоднего! Если официант определит на слух русский акцент, обязательно посоветует одеваться потеплее — ведь в России так холодно.

Впрочем, марсельцам холодно в любом городе, который находится севернее их собственного. От этого многие склонны приписывать здешним обитателям шовинизм особого сорта, отсутствие интереса к родине всех приезжих — и в первую очередь к городам не у моря. Но, несмотря на это реальное или приписываемое свойство, марсельцы радушны и приветливы. Это еще одна грань марсельских контрастов, здешней завораживающей разноцветной, многонациональной, пестрой смеси. Разве не стоит этот mélange того, чтобы его попробовать?